Миа Канкимяки - Женщины, о которых думаю ночами

Ночами я думаю об автопортретах, написанных около 1577 года специально для свекра с целью продвижения на «брачном рынке», и в этом их гениальность. На «Автопортрете с клавикордом и служанкой» Лавиния представлена в образе изысканной дамы за инструментом – эту ипостась подчеркивает стоящая за ней служанка с нотной тетрадью. Лавиния красива, спокойна и решительна, одета в элегантное платье болонской аристократки, на шее ажурный воротник, жемчужное и коралловое ожерелье. Сверху картины (в подражание Софонисбе) надпись на латыни, языке гуманитариев: изображена Лавиния, девственница и дочь Просперо Фонтана; портрет написан ею самой при помощи зеркала – то есть картина соответствует действительности. Так, да не так: на самом деле Лавиния не была аристократкой, как можно было подумать, глядя на картину, и вряд ли у нее были служанки, не говоря уже о дорогих клавикордах. Она была дочерью простого художника. Но Лавиния видела автопортреты Софонисбы, и она решила следовать примеру своей ночной женщины. Фоном для автопортрета Лавиния изобразила мольберт и открытый сундук с приданым в знак того, что она в состоянии зарабатывать пропитание для своей семьи и что ее карьера художницы и является ее приданым. Иными словами, Лавиния не только представила себя в образе приличной и образованной аристократки, но и дала понять, что она – хорошее приобретение. Ничего удивительного, что Северо решил не откладывая подписать брачный договор.

Лавиния и Джан Паоло поженились. Согласно договору, молодожены переезжали к тестю в дом на Виа Галлиера, все доходы от продажи картин отходили Просперо, а тот должен заботиться о полном их содержании. (Если Джан Паоло предполагал, что семидесятилетний старик скоро помрет, то он глубоко заблуждался: Просперо прожил еще двадцать лет.) Статус самого новоиспеченного жениха во всей этой истории представляется не совсем ясным, хотя не исключено, что он и сам занимался живописью. Некоторые исследователи считают, что он отказался от своих притязаний и стал просто помогать Лавинии – прописывать фон ее картин, помогать с драпировками. Другие полагают, что детальная проработка роскошных тканей фона стала визитной карточкой Лавинии, благодаря чему она позже продавала свои работы по баснословным ценам и в таком случае едва ли уступила столь важное дело заскучавшему супругу. Третьи источники указывают, что Джан Паоло мог страдать в некотором роде задержкой в интеллектуальном развитии, ибо кто еще мог согласиться на подобные отношения в семье? Он фактически сделался примаком [41] Примак – человек, поселившийся после женитьбы в семье жены (устар.). и домоседом. А вообще он мог быть и очень разумным человеком, ведь перспектива унаследовать все хозяйство Просперо была более чем очевидной. А ощущал себя Джан Паоло второсортным художником и подкаблучником рядом с успешной супругой или нет, науке, как говорится, неизвестно. Вместе они прожили до самой смерти Лавинии.

А сейчас Лавинии 24 года, и она содержит всю семью. Она ответственна за доходы нескольких человек: мужа, своих родителей и будущих детей. Ее отец и Джан Паоло отвечают за контракты и финансы (женщине не пристало просить за свои работы деньги). Но как бы там ни было, жизнь всех в этом доме зависит от ее творческого порыва и от того, сумеет ли Лавиния привлечь заказчиков. (Женщине попросить деньги за свою работу до сих пор оказывается сложным; признаться, мне частенько приходилось завидовать менеджерским навыкам Лавинии, когда я обсуждала свои писательские проекты.)

А у Лавинии это получалось. В первые годы супружеской жизни она писала картины в полный рост с болонских ученых мужей, церковников, поэтов и банкиров – тех мужчин, что хотели получить свой портрет за умеренную цену. Скоро о ней узнали за пределами Болоньи. В эпоху, когда коллекционирование всякой экзотики считалось признаком хорошего тона, написанная женщиной картина являлась желанным предметом; один коллекционер заказал Лавинии портрет, чтобы повесить его рядом с работой прекрасной и талантливой Софонисбы. В мае 1579 года Лавиния послала заказчику работу, которая потом попала во Флоренцию, в Коридор Вазари, в ту самую коллекцию миниатюр, где я ее и обнаружила на финишной прямой своего забега уже совершенно употевшая. Вот она, Лавиния, совсем микроскопическая! Не обращая внимания на недобрые взгляды охранника, я останавливаюсь в состоянии экзальтации: портрет на медной пластине размером с почтовую открытку. Изображение почти фотографическое, кружевные оборки прозрачны и воздушны, тускло поблескивают крошечные жемчужины и драгоценные камни. (Увеличительное стекло следует добавить к несессеру исследователя!) Дочь рисовальщика фресок живописала себя в одеянии аристократки за рабочим столом. Она выглядит очень уверенной, и на то есть причины: она воистину владела мастерством продвижения своего бренда!