Юрий Поляков - Треугольная жизнь [сборник]

Башмаков еле дождался окончания смены, примчался домой, не вытерпел – разбудил еще спавшую Катю и рассказал о волшебном появлении Чубакки и его сказочном предложении.

– Тапочкин, ты эмигрант, да? – спросонья спросила Катя.

– Почему сразу эмигрант?! Просто съездим – заработаем…

В тот же день он засел за бумаги. Идеи у него действительно были. Причем не только те, что остывали в едва начатой докторской, а совершенно новые. Это даже смешно: моешь БМВ какому-нибудь отморозку, и вдруг в голове ни с того ни с сего выстраивается изящное техническое решение, над которым бился в «Альдебаране» два года, да так и плюнул. И хочется вбежать в кабинет Уби Ван Коноби, победно положить перед ним листочек с расчетами и услышать:

– А что, любопытственно!

А потом еще и от Джедая:

– Ты, Олег Титанович, молодец!

Теперь перед сном Башмаков вслух начинал мечтать о том, как они поедут в Америку, заработают там денег и по возвращении квартиру оставят Дашке, а себе купят новую, двухэтажную, в элитном доме с консьержкой. Катя подхватывала и фантазировала, что кухню надо будет обязательно соединить арочным проходом со столовой, а на второй этаж пустить хромированную винтовую лестницу, как в квартире у певца Лиманова, женившегося недавно на поэте-песеннике Дмухановском. Браку предшествовало довольно долгое творческое содружество, и вся молодежь одно время напевала:

По телевизору показали передачу о новой эстрадно-семейной паре. В этой передаче Катя и увидела огромную квартиру молодоженов, поразившую ее в самое сердце.

– И никаких обоев! Стены будем красить! – строго предупредила она мужа.

Разработка была уже почти готова, когда внезапно объявился Слабинзон.

– Алло, – раздался в телефоне Борькин голос, – а не хочет ли мистер Тапочкин, в девичестве Башмаков, повидаться со своим другом юности?

– Борька, ты где?

– Я? В гостинице «Метрополь», естественно!

– Приезжай! Бери машину и приезжай!

– Жди.

Башмаков бросился к Кате, та страшно засуетилась, наскоро накрутила волосы на бигуди – и супруги сообща (чего давно уже не случалось) начали стряпать ужин. Почистив картошку, Олег Трудович сбегал за выпивкой в круглосуточный магазинчик. Приготовления были в разгаре, когда за окном раздались странные звуки, напоминающие пожарную сирену.

– Может, опять кого-нибудь взорвали? – предположил Башмаков и выглянул в окно.

Внизу стояла красная машина, выдвигавшая свою длиннющую лестницу точно в направлении башмаковского балкона.

– Кать, горим! – сообщил Олег Трудович.

– Да ну тебя, Тапочкин, – отмахнулась селедочным ножом жена, но на балкон за мужем все-таки побежала.

Край вырастающей лестницы почти коснулся перил, и тут они увидели, как по ступенькам карабкается огромный букет алых роз.

– Ой, я же не оделась! – вскричала Катя и скрылась. Букет приблизился, из-за него выглянул Слабинзон, засмеялся и спрыгнул с лестницы на балкон.

– Здравствуй, фрэндяра ты мой! – Борька крепко обнял друга, исколов шипами.

– Ну ты пижон! – восхитился Башмаков. Восхищение относилось как к способу прибытия, так и к внешнему виду Слабинзона.

– Странное дело – раньше в этой стране нельзя было купить ничего. Теперь все что угодно. Даже пожарную машину. И недорого – всего сто долларов. Такси из аэропорта стоит пятьдесят. Жена у тебя все та же?

– В каком смысле?

– Ну, время идет – тело стареет, а страсти молодеют!

– Да нет, я консерватор…

– Ты лентяй, а не консерватор. Веди меня к Кате! В конце концов, я тебе жену нашел, а не дядя.

Катя стояла в своем лучшем платье. Волосы, только что освобожденные от бигуди, завивались в пружинистые кудряшки.

– Это вам, my fair lady! – Борька припал на одно колено, протянул цветы и поцеловал Кате руку.

– Ой, Боренька, какой букет! Ой, не надо, у меня руки в селедке… Сколько же мы не виделись?

– Пять лет… Пять долгих лет… Я провел их на чужбине, прикованный к компьютеризированной американской галере!

– Но выглядишь ты неплохо! После галеры… – поддел Олег Трудович.

– К столу, к столу! – призвала Катя.

Выпили за встречу. Потом за дружбу. Потом за детей. Потом за родителей. Потом – отдельно – помянули Бориса Исааковича.

– Был на могиле?

– Бедный дед, так хотел быть Болконским! Он в молодости даже к логопеду ходил, чтоб не картавить. Зря. Болконский-то наверняка грассировал…