Юрий Поляков - Треугольная жизнь [сборник litres]

– Одиннадцать, двенадцать, тринадцать…

Продышавшись, жених произнес пространный тост о пользе любви, об офицерской чести, о вреде дураков и пообещал через год сыграть настоящую, большую свадьбу в ресторане.

– А как называется годовщина свадьбы?

– Бумажная, – подсказала Зинаида Ивановна.

Стали вспоминать, как гуляли на свадьбе Олега и Кати и как Труд Валентинович своими рассказами о футболе обидел Нашумевшего Поэта.

– Уважали Трудика люди, уважали… – прошептала Людмила Константиновна и расплакалась.

Зинаида Ивановна увела ее на кухню, там они мыли посуду, плакали и вспоминали каждая своего покойника. И так хорошо вспоминали…

На следующий день молодые улетели во Владивосток. Дашка звонила раз в неделю. Она устроилась воспитательницей в детский сад, оформилась на заочное отделение в Приморский пединститут. У Кости дела шли хорошо; кроме службы, он успевал переводить и даже посредничать при торговле пуховыми китайскими куртками.

– Как погода? Не холодно? – беспокоилась Катя.

– Что ты! Я купалась в Японском море! Вода соленая-соленая – даже кожу потом щиплет…

Костя по собственной инициативе стал платить своему начальнику майору Совалину процент с заработков. Тот его отпускал в служебное время и прикрывал. Но потом Совалин, отец троих детей и муж вздорной, завистливой бабенки, вошел во вкус и запросил чуть ли не половину. Костя вспылил и заявил, что дураков надо учить. В результате его откомандировали в бухту Абрек. Дашка была к тому времени на пятом месяце. Поговорив с ней по телефону, Катя очень расстраивалась: зять успел поссориться уже и с новым начальством…

Телефон зашелся длинными междугородными звонками. Эскейпер схватил трубку.

– Фокин заказывали?

– Заказывали.

– Говорите.

– Алло, Костя? Костя, что там с Дашкой?

– Олег Трудович… Алло! Все нормально. Она в больнице. Я только что оттуда. Чувствует себя хорошо. Дочь тоже. Кило шестьсот.

– Маловато.

– Врач сказал, ничего страшного. У них хорошее отделение для недоношенных, специальный инкубатор. Вытаскивают даже шестимесячных. И я еще заплатил. Завтра съезжу во Владик. Там есть специальные японские препараты. Врач сказал, все великие люди были недоношенными. Мольер, к примеру…

– А как это случилось? Из-за чего?

– Понятия не имею. Мы накануне даже не ссорились. Врач сказал, возможно, наследственно слабая матка… Или смена климата.

– Может, нам прилететь?

– Не надо. Все в порядке. Я вовремя успел. С дежурства заскочил домой, машина под окном стояла. Дашку в машину – и в больницу…

– Назвали?

– Нет еще. Но Дашка хочет – Ольгой.

– Передавай Даше привет!

Эскейпер положил трубку – и телефон еще отзвонил, словно успокаиваясь. Он с тоской посмотрел на собранный баул и подумал, что если бы Костя попросил – прилетайте, то все решилось бы само собой. Но само собой ничего не решается. Это потом, спустя много лет, когда забываешь муку выбора и оторопь ошибок, кажется, будто все образовалось само.

Олег Трудович взял бумагу и написал:

Катя!

Звонил Костя. Дашка родила семимесячную девочку. Хочет назвать Ольгой. Не волнуйся, обе чувствуют себя хорошо. Позвони Косте. Меня некоторое время не будет. Потом все объясню…

Самое подлое и нелепое, что может сообщить уходящий муж брошенной жене, это как раз что-нибудь вроде «меня некоторое время не будет». Дочь не доносила ребенка. Лежит в какой-то затрапезной больнице, а влюбленного дедушки некоторое время не будет! Свинья! Башмаков скомкал записку и сунул в карман.

А что, собственно, он может объяснить Кате? Что? Почему он, прожив с ней столько лет, уходит к другой? Разве ей это важно? Конечно, все брошенки, рыдая, спрашивают «почему?», но на самом-то деле их интересует совершенно другое: «Как ты мог, негодяй?!» А он смог. Ну хорошо, допустим, Катя сейчас войдет, увидит собранные вещи и спросит:

– Тунеядыч, в чем дело? Ты полюбил другую?

Нет, скорее дедушка Ленин в Мавзолее почешется, чем Катя выговорит: «Ты полюбил другую?» Катя спросит:

– Тунеядыч, ты собрался в поход?

– Катя, – ответит эскейпер, – я тебе сам хотел все рассказать, с самого начала…

А когда оно было, это начало? Когда он вошел в комнату и впервые увидел за столом темноволосую девушку с хищными бровями? Или все началось с тех посиделок после Дашкиной свадьбы? Игнашечкин от лица общественности потребовал, чтобы Башмаков накрыл стол. Олег Трудович сбегал в ближайший магазинчик под названием «Выпивка & закуска», купил соответственно того и другого. Тамара Саидовна с Ветой все порезали и разложили на столе, застеленном листингами.