Юрий Поляков - Треугольная жизнь [сборник litres]

– У них, оказывается, в училище и у-шу преподают! – благоговейно сообщила Дашка.

– Дураков надо учить! – потирая ушибленный локоть, скромно улыбнулся героический лейтенант.

Всеобщее ликование не разделила лишь Зинаида Ивановна, пробормотав, что хулиганье за такие вещи и дачу спалить может.

– Костя, – спросила Катя, – вас, случайно, не на секретного агента готовили?

– В известной степени. Но пока это никому не нужно.

– А может, и правильно? – предположил Башмаков. – Человечество вступило в эру вечного мира.

– Вечного мира не бывает, бывают только затянувшиеся перемирия, – серьезно ответил Костя.

– Вы так думаете? – внимательно посмотрела на него Катя.

– Да, я так думаю. И Жириновский тоже.

Некоторое время сидели молча, и было слышно, как под потолком мотыльки стрекочут крылышками вокруг горящей лампы.

– Покойный Петр Никифорович, – вдруг нарушила тишину Зинаида Ивановна, – ремонтировал на Ходынке квартиру одному разведчику. Генералу. У Гитлера был список наших самых опасных диверсантов. И генерал значился в этом списке на третьем месте. Петр Никифорович из уважения настелил ему дубовый паркет. Специально достал, выменял на импортную сантехнику. А генерал-то не поверил, что паркет дубовый, и накладную затребовал. А какая накладная? Петр Никифорович так расстроился, так расстроился… Он ведь из уважения!

– Кость, а скажи что-нибудь по-китайски! – попросила Дашка.

– По-китайски? – Он улыбнулся.

Глаза его сузились, губы резиново растянулись, и не своим, а совершенно иным, высоким переливчатым голосом лейтенант протенькал что-то очень красивое.

– И что это значит? – поинтересовалась Катя.

– Это из Ли Бо. В переводе звучит примерно так:

– Костя, а трудно было учить китайский?

– Трудно. Но человек, не знающий языков, – калека.

– Значит, я калека, – вздохнул Башмаков.

– А еще что-нибудь прочти! – попросила Дашка.

– Может, из Ду Фу? – предложил Костя.

– А хоть и из Ду Фу! – кивнул Башмаков.

Спать разошлись за полночь. Зинаида Ивановна постелила гостю на террасе, на стареньком диване, на котором так любил лежать, почитывая «Фрегат “Паллада”», покойный Петр Никифорович. Среди ночи Башмаков проснулся от странных звуков. Казалось, дачный домик, ожив, со стонами и скрипом расправляет свои деревянные балки, лаги, венцы… Звуки доносились сверху, из Дашкиной комнаты.

«Вот мерзавцы!» – восхищенно подумал Башмаков и представил себе два молодых тела, свивающихся в великолепном, свежем вожделении, неутомимом, как майские соловьи. И во всем этом была какая-то высшая справедливость природы. Там, наверху, поближе к небу, буйствовала юная страсть, а здесь, внизу, поближе к земле, тихо сонничали два утихомиренных многолетним супружеством тела…

– Кать! – позвал он.

Но она мерно дышала, лежа к нему спиной. Олег Трудович долго и разнообразно гладил спящую жену, а потом, исхитрившись, попытался вкрасться в нее.

– Тунеядыч, отстань! – Катя гневно отпихнула мужа.

– Ты не спишь?

– Уснешь тут! Как не стыдно! Этот твой Костя…

– Почему мой?

– Замолчи, иначе сейчас будет скандал!

Костя уехал через три дня – сначала к родителям, а потом к месту службы. Он звонил почти каждый день и тратил на это, наверное, все свои деньги. Впрочем, Дашка уверяла, что он уже нашел приработки: во Владивосток постоянно наезжают китайские торговцы и им все время требуется переводчик.

В сентябре Костя прилетел в Москву – жениться. Он явился к Башмаковым с цветами, огромным тортом и бутылкой, содержавшей заспиртованную ящерицу.

Сидели на кухне.

– Костя, я понимаю ваши чувства! Все это очень трогательно, но Даша учится в институте, – возражала Катя. – Может быть, лучше пока что-нибудь вроде помолвки?

– Я переведусь в Приморский пед. Мы уже решили! – выкрикнула Дашка.

– Ах, вы уже все решили! А как же банк? Вряд ли ты найдешь себе там такую хорошую работу!

– Найду!

– Не думаю, – покачала головой Катя.

– Екатерина Петровна, я неплохо прирабатываю переводами. Займусь бизнесом. Нам хватит! – спокойно и твердо сказал Костя.

– Бизнесом? – изумился Олег Трудович.

– А что вы так удивляетесь? Офицеры себя сейчас сами кормят, если могут.