Кирилл Кобрин - Юбилейный выпуск журнала Октябрь

– Мертвецкий! – заорал он громовым голосом, подобным раскату пушечного залпа. – Дайте мне платок, наконец, экий вы болван!

К Генриху подбежал молодой человек роскошного телосложения и стал доставать из кармана батистовый платок необычайной красоты.

– Какая же вонь! – повторял Генрих, и тут стало совсем темно, тогда он спрятал листок, по которому читал благодарственный гимн, ему он показался слишком торжественным, но и слишком печальным. – Бог всегда на стороне разума, – сказал Генрих, преклонив колени на поле битвы, – а у моих врагов убогие, чванные мозги, забитые дурманом и обманом, ну вот совсем как у вас, Мертвецкий, – захохотал Генрих и откупорил бутыль вина, чтобы отпраздновать победу.

Ужасный, дикий ветер шевелил его волосы…»

– Да, сильная штука, – сказал Колупаев, когда прочитал и то, и другое начало романа. Но я как-то не понял, Лева, а в чем же тут дело? Как будто все из середины начинается. С кем же они воюют? И почему Мертвецкий служит не нашему королю? И вообще, зачем король стоит… это… как его… преклоненный, если он всех их, того… умертвил на фиг… Я что-то не понял до конца, Лева. А так все хорошо, продолжай работу. Вот тебе пятнадцать копеек. Аванс.

– Да не нужен мне твой аванс! – закричал я обиженно. – Аванс он, видите ли, мне принес. Разве я за аванс пишу?

– Ну не хочешь, как хочешь, – сухо сказал Колупаев и забрал свои деньги. – Оставим до следующего раза.

– А он будет? – горько спросил я. – Этот следующий раз? Тебе же все не нравится!

– Будет-будет, – пробурчал Колупаев, задумчиво глядя вдаль. – Не надо отчаиваться. Ты знаешь что, Лева, ты, пожалуй, продолжай эту тему. Что-то в ней есть. Короли, замки, Средние века. Народ у нас это любит. Работай над первой главой. А я пошел.

И я продолжал работать над первой главой. Выглядело это примерно так:

«Мертвецкий ощупал себя, на теле у него живого места не было: мечи, пистолеты, копья порядком покалечили его, и вдобавок он свалился вместе с конем в огромную вонючую лужу – с первым конем, которому вспороли живот мерзкие твари, эти вонючие гугеноты. Куда девался второй, Мертвецкий не мог припомнить. Наверное, умчался в далекую даль, мерзопакостная скотина! Бросил его одного умирать тут, среди врагов и мертвых тел! Мертвецкий горько задумался. Рука его нащупала флягу коньяка и быстренько открутила пробку. “Ну-ка, хлебнем, пожалуй!” – подумал он…

Повсюду запеклась кровь. “Надо полагать, у меня прежалкий вид”, – думал Мертвецкий, весьма гордившийся своей приятной наружностью. Да. Тут он был прав. У Мертвецкого был длинный прекрасный нос, горячие черные глаза и пушистые усы… Внезапно наступил вечер. “Меч мой сломан, шлем продавлен, и вообще, я весь мокрый и чихаю, – подумал Мертвецкий. – Надо бы скинуть этот чертов панцирь. Погнутая медь мучительно давит на мое израненное тело, так ведь и помереть недолго. Эй, Аркебузир, куда ты спешишь? Подойди сюда, пятьдесят экю за коня, которого ты ведешь на поводу! Только помоги мне взобраться на него”.

Был прекрасный летний день.

На небе зарделся рассвет…

Но на корабле “Донна Анна” все еще спали, кроме команды и капитана, и лишь в каюте номер шестьдесят девять не спал человек с огромным кадыком, длинным носом, всклокоченными волосами и чудовищных размеров пистолетом за поясом. Это и был старший боцман Бур Дам.

Впрочем, не будем чересчур строги к нашему герою. Детство его прошло в очень сложной обстановке. Отец Бур Дама, грузчик голландского пароходства Ван Бур Дам, был человеком необычайной физической силы. Он мог поднять одной рукой полугодовалого теленка, а другой – сундук, набитый ружьями.

Однако судьба оказалась к нему неблагосклонна.

Вскоре Ван Бур Дам переутомился и заболел от тяжелой болезни внутренних органов, а его семья оказалась без средств к существованию.

Маленький Бур Дам вынужден был ходить по улицам родного городка босиком, и его никуда не пускали.

Однажды он так разозлился на эту тяжелую жизнь, что взял и поджег городскую ратушу. Пожар спалил буквально весь город. И вот тогда Бур Дам понял, что он очень рад. Он обрадовался буквально первый раз в жизни».

Вдруг писать про Бур Дама мне стало противно. Как будто манной каши объелся. Или селедки с луком.

И я решил опять перенестись на палубу корабля.

«– Итак! – сказал профессор Шляпентох. – Пока все спят: и капитан, и помощник, и мы все равно плывем неправильным курсом, я расскажу вам, дорогой мой Мертвецкий, более подробно о конечной цели нашего путешествия.