Не удавалось.
Сейчас — удалось.
Она часто читала о том, как в ярости или в горе мужчины овладевают только что умершей женщиной. Если бы женщине была дана такая возможность! Она бы вытолкала всех их, посторонних, с этой вершины, она бы взашей спустила их вниз, она… она насладилась бы своей полной победой!
Слеза капнула на застывшую щеку.
Красиво.
Она попрощалась. Это был ее миг. Ее высота. Когда еще случится подобное!
С пренебрежением смотрит на Игоря. Переводит затуманенный взгляд на доблестного Евгения Евгеньевича — и вовсе не видит его. И тут опять будто кольнуло.
Что такое?
Ах, сыщик!
Да полно, да откуда этот-то здесь?
Разве это — занятие для профессионального следователя? С чего бы это он увязался? Пожалуй, это неслыханно — лазить на горку за отставшим от группы туристом!
Она теперь прямо, пронзительно смотрит на этого малого, отмечал его скромные мужские достоинства и припоминая, как жадно вскочил он, увидя ее, как страстно принялся убеждать их немедленно, да-да, немедленно отправиться в поиск! Ведь в воскресенье ударил мороз!..
А они случайно попали на этого сыщика. Валентин в понедельник не вышел, они какое-то время раскачивались, пока кто-то не дал телефон: посоветуйтесь, мол, парень толковый! И вдруг этот «парень» завелся. Они поразились: он, как юла, забегал по своему кабинету, куда-то звонил… Ах, ясно: он, наверно, отпрашивался! Что же соврал, уговаривая начальничков отпустить? Что у него мама в инфаркте?
— Тоже мой! — удовлетворенно вздыхает Марина, с волнением ощущая свою возросшую, свою жуткую власть и еще сомневаясь, да она ли это — Маринка с косичками, лившая слезы из-за двойки по алгебре?.. Да нет, не из-за двойки по алгебре, а, если по правде, из-за Коляна Колдыбина, который мог ее вытянуть, мог подсказать, но не стал!
…Гора с любопытством приглядывается к чужому в этой компании человеку. Она видит, как вспыхивают в его разгоряченном мозгу пламенного жара догадки. Его пытливые, искрометные взгляды то на того, то на другого из этих людей, ему непонятных и подозрительных, так ясны Горе!
— Мой… мой… — плотоядно, всеведно вздыхает Гора и с любовью оглядывает шустрого сыщика.
И набегает темное облачко, и закрывает Луну. Гора запахивает на себе плотный, сумрачный саван. «Такой молодой, а такое слабое сердце!» — вспоминает она взятого ею.
Литература? Русская литература?.. Ну да, точно: стоит она, скажем, на трех китах. Кит первый — толстовски подробное, социальное описательство, энциклопедия общества и идей. Кит номер два — проникновение внутрь, энциклопедия духа, сильно продвинутая Достоевским. И есть третий кит, когда литература — искусство прежде всего остального, игра, в которой к словам прилипает энергия, и встаешь освеженный…
О себе скажу только: первый кит — не моя лошадь!
Александр Жулин. Из цикла «Беседы с воображаемым собеседником».
Песня о чемпионе

А у прилавка с кроссовками. Бог мой, что творилось у прилавка с кроссовками! Давили нахальные юноши, держали осаду мужчины, галдели оттесненные дамы — шел бой за заморские туфли!
— Мы зрим грандиозный ландшафт! — сказала по этому поводу одна продавщица, далекая от забот секции обуви.
— И в центре ландшафта, конечно, Сабина! — заметила тонко другая по поводу той, которая в поте лица отпускала ходкий товар.
— Все как ошалели, — подытожила третья, — а на Сабину им чхать! — И горделивая троица погрузилась в печальные размышления о влиянии импорта на бзик индивида.
И тут он вошел. Нет, толпа у прилавка, пожалуй, не сделала стойку. Равнения на двери, пожалуй что, не было: все так же галдели гневные женщины, все так же мертво держались мужчины, все так же давили хулиганы-юнцы, но… Вы только представьте: духота, толкотня, озверелые лица, и вдруг является этакий высокий, худощавый брюнет! Верзила в ослепительно оранжевой куртке! Красавец с убранным внутрь животом! Он входит своей великолепной походкой, которую в будущем переймут городские мальчишки: небрежно бросая словно бы вконец уставшие длинные ноги и падая всем длинным телом на всю ступню разом. Спокоен, подтянут, дружелюбный оскал над полем взъерошенных русокочанных голов…
— Вот это пломбирчик!
Как показал подробнейший дальнейший разбор, это сказала неискушенная в светских манерах кассирша. Тонкие бровки ее округлились, вздернутый носик зардел, ладошка обмякла, и мелочь для сдачи посыпалась звонкораскатистым, серебряно-медным дождем.
Читать дальше