— Идите к черту.
Мэйс выдвинул ящик стола и достал большой коричневый конверт.
— Уотерс уехал в Шотландию. Пока он в отъезде, сходите к его жене, навестите ее. И найдите возможность оставить это где-нибудь в его бумагах, чтобы в глаза не бросалось. Когда сделаете, позвоните нам — вот и все.
Он швырнул конверт через стол на колени Кингу. Кинг открыл конверт и проверил его содержимое. Иностранный журнал, уголки страниц загнуты. На обложке — голый мужчина.
— Я не так уж и много прошу, доктор Кинг. Я запросто мог бы установить слежку за Уотерсом или перерыть его дом сверху донизу в поисках нужных мне доказательств, но можно пока обойтись и без этого. Так будет легче для всех. Я знаю, вы виновны оба. Доказать это мне не составит труда. Собственно, мне и доказывать нечего, только сесть написать докладную. Сделайте мне это маленькое одолжение, и я забуду все сомнительные моменты из вашего прошлого. У вас вновь будет чистое личное дело. В общем, у вас есть три дня. Дайте мне знать, когда сделаете что нужно.
Кинг вышел на улицу. Он уже все решил. Предательств больше не будет — да и что они ему могут сделать? В худшем случае — шесть месяцев тюрьмы. Пришло время разомкнуть эту спираль безумия и вырваться из нее. Конверт с журналом он сунул в первую же попавшуюся урну. Впервые за две недели он почувствовал себя счастливым.
Вернувшись на работу, он зашел к Джоанне. Она была одна, что-то печатала. Он склонился к ее уху и шепотом спросил, не зайдет ли она вечерком к нему. Она молча кивнула; ее пальцы не переставали стучать по клавишам пишущей машинки.
Кинг не будет работать на них. Это он решил твердо. Мэйс может катиться ко всем чертям. Кстати, может, именно так они угрожали Дженни? Может быть, на нее надавили, чтобы она обыскала бумаги Чарльза? Но опять же — зачем? Кое-что оставалось неясным; чего-то Чарльз все еще не понимал — но, может быть, понял Роберт. Теперь у него была вся необходимая информация.
Вечером к нему пришла Джоанна. Снова секс на ковре — там же, где два дня назад, в первый раз. А точнее — две ночи назад. Так серьезно, по-деловому — совсем не как с Дженни. Когда все закончилось, Джоанна встала и бодро направилась в ванную. Обнаженная, она двигалась так же надменно, как и одетая. Она вернулась с рулоном туалетной бумаги и протянула его Кингу, который все еще лежал на полу, вымотанный до предела.
Как правило, Кинг не стремился изливать душу женщинам после секса; он всегда считал, что, если ты переспал с женщиной, это еще не причина для того, чтобы открыть ей душу. Но сейчас ему очень хотелось поделиться своей победой. Он так гордился собой: тем, как он выстоял против Мэйса — даже послал инспектора к черту.
Джоанна вытирала промежность туалетной бумагой — точно так же она протирает пишущую машинку. Он лежал на ковре, а над ним возвышалась ее фигура — ее прекрасная фигура. Ее лицо не назовешь привлекательным — уж слишком оно надменное и заносчивое. Но зато тело… Пожалуй, Кингу еще не встречались женщины с такой совершенной фигурой — безукоризненные пропорции и крепкая, поджарая мускулатура борзой.
Кинг хотел рассказать ей все. И о Роберте, и о Мэйсе. Даже о Дженни. Но он ничего не сказал. Джоанна прошлась по комнате, манерно потягиваясь, как балерина. Великолепное тело. Она подавила зевок. Подошла и села рядом; широко развела его ноги.
Он думал о Дженни. О том, как он с ней обошелся. Какую боль причинил.
Джоанна устроилась поудобнее и начала забавляться с его гениталиями — перекатывала мягкий член из стороны в сторону, приподнимала и пожимала у основания, крутила, словно игрушку.
— У меня был один мужчина, он мог кончить два раза подряд. Типа многократный оргазм. У тебя когда-нибудь было такое?
Он ответил, что нет, и она сказала — наверное, ей не надо сейчас говорить о других мужчинах. Он сказал, что ему все равно, чем лишь подтолкнул ее на дальнейшие откровения.
— А еще у меня был один, каждое утро меня заставлял у него отсасывать. Архитектор. Просто тыкал меня головой туда, прижимал и держал.
— А чего ты его не бросила?
Она пожала плечами:
— Тогда он меня устраивал.
Чарльз вспоминал Дженни, ее крохотную квартирку. Вазочка с цветами; фотографии родных на стенах. Письма в ящике комода. Он любил ее незамысловатую простоту — и ее слабость. Но именно из-за этой своей слабости она его и предала; он по-прежнему не понимал, почему и зачем — может быть, Роберт теперь что-то знает. Но одно было ясно: все получилось так жутко неправильно именно из-за того, что ему больше всего в ней нравилось.
Читать дальше