Аркадий Минчковский - Небо за стёклами [сборник]

Только бы любил ее, как раньше.

Повернулась в сторону палаты и посмотрела, что делается.

Все по-прежнему, только розовая толстуха… Надо же, все-таки не удержалась. Вскочила с койки и уже у окна делает знаки через стекло. Смотри пожалуйста!.. Показывает, какой у нее большой получился сын. И щеки надувает. Изображает, какой он толстый и здоровый. Тычет пальцем в стекло, на кого-то показывает. Это, наверно, значит: "Весь в тебя…" Там, понятно, ее муж. Стоит, наверно, у решетки сада, счастлив до безумия. Сгорает от нетерпения — поскорей бы забрать свою толстуху с ребенком домой.

"Ну что за бессовестная! Хоть бы постеснялась других. Все люди как люди — лежат на своих коечках, хоть и знают — ждут их дома не меньше. Ждут, готовятся. Скорей бы! — думают. Сюда привезли одну, а ждут вдвоем!"

Да, ждут всех.

А ее?.. Ее никто не ждет. Нет, мать ждет. Тоже двоих ждет и надеется. Только напрасно ждет. Дождется одной Валентины. И девчонки из цеха не дождутся. Ничего им не видать. Не придется её жалеть. И злорадствовать таким, вроде Леры Тараканенко, не придется. "Что, дескать, кончились твои любовные радости?!" На фабрику Валя решила больше не возвращаться, а в свой цех и подавно. В декрет ушла потихоньку. У нее и заметно еще ничего не было. Знали, конечно, догадывались, но никто к ней не приставал. Ушла так, будто уходила в обыкновенный отпуск. Не вышла как-то раз в утро на работу, и все. Может, теперь уже и сидит за ее машиной новенькая. Пусть сидит.

После того дня, когда все открыла Вадиму, встречались по-привычному. Был он внимательным, может даже более чутким, чем прежде. Так же ходили в кино или просто гулять. И к ней он заходил, только теперь пореже и словно с оглядкой. Можно было подумать — чего-то опасается. Чего?!.

Решилась она тогда и пошла в поликлинику. Шла туда, чувствовала дрожь в коленках. Все оглядывалась. Казалось, кто-то за ней следит. Не давала покоя тревога — а ну не разрешат аборта, скажут: "нельзя!", что тогда?.. Голову кружило от такой мысли.

А вышло неожиданно легко. Убеждали бы ее раньше, так не поверила бы. Осматривала ее врач, маленькая седая женщина в очках с толстыми стеклами. Ничего не сказала лишнего и вопросов ненужных не задала, только и спросила:

— Замужем?

Валя помотала головой:

— Нет.

Ожидала — сейчас начнется. Но ничего не началось. Старенькая докторша на нее, кажется, больше и не взглянула. Бросила: "Одевайтесь!", потом присела на крашенный белой эмалью стул и принялась что-то записывать в незаполненной Валиной "истории болезни".

И часу не прошло — выписали ей в поликлинике направление. Сказали, куда нужно обращаться, и отпустили. До чего же получилось нежданно просто. Самой не верилось. Выскочила на улицу, словно вырвалась на свет из темницы. Шла домой — радовало все вокруг. Шумели на ветру побелевшие от городской пыли тополя, безбоязненно расхаживали под ногами сытые голуби.

Вадиму полученное направление показала в тот же вечер. Он взял в руки. Перечитывая, как ей казалось, будто даже просветлел. Возвращая бумажку, стеснительно проговорил:

— Молодец ты, конечно, что решила… Ну как нам иначе быть? Только потом не скажешь, что это я тебя заставил?

— Не скажу, — твердо отвечала Валя. — Не бойся.

Он пожал плечами:

— Да разве я боюсь?.. Не в том…

Больше и разговоров не было. Оба старались обходить беспокойную тему. Оба надеялись — минуют горькие дни, и вновь ничего не станет мешать их прежним отношениям. Будут в другой раз умнее, вот и все. Нет, не остыла Валина любовь к Вадиму. Может быть, сделалась еще горячее. И он ее — видела — любил не меньше прежнего. Не холоднее — жарче сделались их ласки. Может, потому что чувствовало Валино сердце — скоро их любви конец.

Подходило время ложиться в больницу. На фабрике Валя хитрила. Решила написать заявление и попросить трехдневный отпуск за свой счет. Сочинить, что ей необходимо съездить навестить больную тетку. Она не сомневалась — отпустят. Хуже дело было с матерью. Никак Валя не могла сообразить, что придумать, как объяснить, зачем ей и куда надо… Прикидывала: а что, если не спешить, объявить вдруг! Или даже оставить записку: так, мол, и так-то… Может быть, так лучше всего?

Все было, в общем, обдумано, кроме одного. Боялась. Ой как она боялась!.. Слышала Валя — операция не опасная. Тысячи делают, и ничего. А ее страшило. Снились сны один хуже другого: просыпалась в жарком ознобе и с трудом успокаивалась лишь к утру. Все бредилось — обязательно умрет она. Умрет от ножа. И нож этот видела во сне. Острый, блестящий. Просыпалась и долго не могла заснуть.