Эдвард Кэри - Кроха

Эдмон принес манекен Анри Пико, уже сильно обтрепанный, со вспоротой грудью после того, как Мартен Мийо и его сообщники выпотрошили его, и теперь он стоял с запавшей грудиной.

– Я хочу, маман, чтобы вы вспомнили папа и меня. Я – Эдмон, ваш сын. Очень может быть, что нынче я выгляжу совсем иначе, чем раньше, очень может быть, и вам нужно напрячь память, чтобы узнать меня. Но я хочу, чтобы вы знали меня таким, каков я есть. Ваш сын повзрослел и наконец-то стал сильным.

Куртиус грыз костяшки пальцев, скрючившись и глядя в сторону.

Эдмон поставил своего выпотрошенного отца перед матерью, и она стала на него смотреть, и смотрела, смотрела, не отрываясь, но ничего не видела.

– Папа, – вспомнил Эдмон, – говорил очень тихим голосом, почти шепотом.

Куртиус отпрянул, ужаснувшись тому, что вдова вспоминает своего покойного мужа.

Вдова устремила взор в потолок.

– Папа, – вспоминал Эдмон, – иногда кивал во время разговора.

Куртиус несколько раз кивнул, сердясь на самого себя. Он так часто имитировал людей, которых отливал из воска, – пытаясь понять их характер, – что это давно вошло у него в привычку. И теперь, когда Эдмон вспомнил своего отца, мой наставник непроизвольно стал его копировать.

Вдова глядела в потолок.

– Папа, – вспомнил Эдмон торжествующе, – обычно распевал гимны во время работы.

– Нет, не распевал! – прошептал Куртиус, но тут же принялся мурлыкать себе под нос.

Вдова глядела в потолок.

– Папа, – закричал Эдмон, мой сильный Эдмон, – косолапил при ходьбе!

– О боже! – простонал Куртиус и стал прохаживаться перед кроватью вдовы, сдвинув носки.

Вдова по-прежнему глядела в потолок, но теперь нахмурилась.

– У папа, – завопил Эдмон, – уши торчали!

– Помогите! Помогите! – завизжал Куртиус, прикрывая свои уши ладонями.

Но вдова уже заснула.

Вернемся в нашу мастерскую. Всякий раз, разнимая половинки гипсовой формы, я гадала, не обнаружится ли там чья-то другая голова, не таится ли внутри иной персонаж, но нет, всякий раз это был все тот же Марат. Иногда, раскрывая форму, я непроизвольно ощущала прилив тошноты.

– Это ведь просто голова, – говорила я себе. – Всего лишь голова. Надо не смотреть на нее – и меня перестанет тошнить.

Мы уже настолько свыклись с нашей домашней жизнью, что нас не могла удивить нижеследующая беседа, в которой мы вдруг затронули тему, наверняка звучавшую во многих парижских домах, где обычные люди обсуждали свою личную жизнь.

– Нет, – возразил Эдмон с весьма серьезным видом. – Уверен, я понимаю, в чем дело. Голова тут ни при чем, Мари.

– Не голова?

– Нет, нет. Ты беременна.

Двадцать третьего августа была выпущена декларация о «Массовой мобилизации». Все мужское население страны призывалось на военную службу. Мужчин забирали, выстраивали в колонны и уводили. Молодых парней, спешащих по своим делам, хватали прямо на улице.

Эдмон теперь отсиживался в Обезьяннике за закрытыми ставнями. Но потом и этого показалось недостаточным. Ему надо было вновь поселиться на чердаке.

– Нет, Мари, я больше туда не вернусь.

– Но ты должен ради своей же безопасности.

– Мне там плохо.

– Но там самое безопасное место.

– Да что ты! Как ты можешь так говорить? Ты там находилась? Это место оказывает ужасное влияние на человека. Оно подавляет.

– Нет, – возразила я. – Уже не будет. Теперь это не так. Ты же стал другим.

Я поднималась проведать его, когда выпадала свободная минутка, потому что он сидел там безвылазно, прятался. Если бы кто-то заметил его в доме или услышал его голос, его бы сразу увели, и мы бы его больше не увидели. Эдмон оставался на чердаке, а внизу о нем никто не вспоминал. Тем временем посетители, покупавшие у нас Маратов, рассказывали последние новости.

– Мерсье арестован – вы не слышали?

– Бедный месье Мерсье, нет, не слышала.

– Значит, вы не знаете, кто его арестовал?

– Нет.

– Жак Бовизаж!

– А вы сами видели Жака? Вы не знаете, где он?

– Мне так сказали. Мне просто сказали, что это был он.

Эдмон заперся на чердаке в компании деревянной куклы, изображающей меня, и его холщовых людей. Он собрал все магазинные манекены в одном помещении и распределил их по разным группам. Иногда он занимал место среди них, словно созывал их всех на собрание гильдии манекенов.

Мы хранили на чердаке запасы сушеной провизии – на тот случай, если нас отсюда уведут, и он, оставшись один, мог бы питаться.