Эдвард Кэри - Кроха

Следы наших ног в пыли большого зала напоминали историю французского народа, ведь мы уволакивали запретных персонажей в запасник, там снимали с них все: сначала одежду, а потом и голову. Туловища оставались нетронутыми: опасность представляли лишь головы. Мы с Эдмоном поднимали запретные головы высоко над собой и с силой швыряли на пол, круша одну за другой, пока они не слипались в огромный восковой ком. Эдмон передал мне головы королевской семьи. Привилегия уничтожить их досталась мне по праву, ведь я их вылепила. И они полетели вниз. Нос королевы слипся с ухом ее супруга, или с подбородком ее деверя, или с рябой щекой Мирабо, или с пустыми глазницами Байи (мы сохраняли стеклянные глаза, ведь потом они могли пригодиться для новых голов). Затем мы принялись топтать головы вчерашних кумиров, круша их на мелкие кусочки, после чего собрали осколки совком и бросили в медный чан. Потом разожгли огонь и начали плавить восковые останки.

Когда воск превратился в жидкость, мы потушили огонь, Куртиус подошел к чану и с великим тщанием совершил свой ритуал. Поднеся ладони к остывающей поверхности, но еще ощущая уходящее тепло воска, он пробормотал:

– У человека, рожденного из воска, век недолог.

Через полчаса мы перевернули чан и с помощью мастихина выгребли оттуда содержимое. Огромная полусфера расплавленной истории с глухим стуком упала на верстак, и в этой однородной массе уже ничего было не разобрать. Головы исчезли, черты лиц позабылись.

Притихнув, я села рядом с наставником. Вдова спала наверху.

– Сколько работ погибло, – горестно произнесла я.

– Какие-то из них были прекрасны, какие-то так себе.

– Все уничтожено. Утрачено навсегда.

– И все же… – начал он.

– И все же, сударь, что?

– У нас остались гипсовые формы. Так что ничего не потеряно. Только стало незримым.

Так мы и жили. Мы с Эдмоном сидели, держась за руки, в хозяйственном отсеке Большого Обезьянника. Доктор Куртиус суетился вокруг вдовы Пико, чьи слабые стоны заставляли его вскрикивать в восхищении:

– Вы только послушайте! Какой несгибаемый дух!

Но жизнь наша не могла продолжаться так безмятежно. Однажды ближе к полуночи, когда все спали, раздался трезвон на весь дом. Поначалу мы даже не поняли, что это было: настолько мы отвыкли от этого звука. Кто-то дергал колокольчик Анри Пико.

Их было десятеро. Войдя в заржавленные ворота, они принялись дубасить в дверь ВХОД и в дверь ВЫХОД.

– Они не уйдут, – проговорила я. – Пойду скажу им, что мы закрыты.

– Я не могу спуститься, – заявил Куртиус. – Я не могу ее оставить.

– Может быть, наконец пришли за головой короля.

Я спустилась. Эдмон со мной.

– Кроме вас никого нет? – спросили они.

– Нет, – ответила я поспешно. – Только мы.

– А где хозяин?

– Его нет, – ответила я.

– У вас есть оборудование?

– Вы имеете в виду для отливки из гипса? – удивилась я. – Да?

На это они сказали, что нам нужно поторопиться и что мы должны захватить оборудование. Нас повели за реку. Быстрее, быстрее, поторапливали они. Мы подошли к небольшому дому, перед которым собралась приличная толпа. Люди плакали.

Наш эскорт протиснулся вместе с нами сквозь толпу. Мы поднялись в квартиру во втором этаже, и там нас повели по коридору, заполненному мужчинами. Мужчины крепко держали за руки и плечи единственную там молодую женщину в полосатом платье, слегка разодранном.

– Что она совершила? – спросила я.

– Убийство, – последовал короткий ответ.

Нас завели в людную спальню. Присутствующие расступились, и мы увидели лежащего на кровати человека, голого, если не считать поношенного домашнего халата, в белом тюрбане, обернутом вокруг его головы. Его округлое, точно полная луна, лицо было все в оспинках, крупные веки полуприкрыты, большой рот приоткрыт, и между губ торчал кончик языка, а кожа была обезображена болезнью: вся в язвах, струпьях и лопнувших прыщах. В его груди зияла большая рана, похожая на глубокий темный зев, и можно было заглянуть прямо внутрь. Человек уже начал застывать: все жидкости в его теле загустели и начали темнеть.

– Как ты себя чувствуешь, Эдмон? – спросила я.

– Хорошо, спасибо, Мари, – ответил он. – Ты обо мне не беспокойся. Я сильный. Я создан из крепкого материала. Ты говори мне, что делать, и я все сделаю, как тебе надо. Вот. Я сам себе удивляюсь. Вот, я снова посмотрел на него. Это мертвый, убитый мужчина.