Гордон Корман - Рестарт

– Получив, как вы выражаетесь, по башке, я, между прочим, лишился тринадцати с половиной лет прожитой жизни.

– Воспоминания – штука сильно переоцененная. Я лично про свой подвиг вообще ничего не запомнил. И знаю, что и как там было, только из донесения, которое мой капитан отправил в штаб.

– С возрастом, наверно, из памяти стираются некоторые подробности…

Он качает головой.

– Возраст тут ни при чем. Просто я заглянул в люк Т-34 после того, как в башне взорвалась граната. Зрелище то еще. Медицина объясняет это дело так, что ты, мол, вычеркиваешь из памяти все, что не в силах вынести.

– Но там же были враги, – неуверенно говорю я. – И вокруг шла война.

– Враг – это тот, кто в тебя стреляет. А покойнику все равно, чья форма на нем надета. Лучше бы мне вообще ничего не знать про эти гнилые дела, про медаль и про все остальное.

Вот что роднит нас с мистером Солвэем – глухие пробелы в памяти. Что, если и я вычеркнул из памяти свою прежнюю жизнь потому, что мне невыносимо вспоминать, каким злобным придурком я был? Но нет, мой случай – другой. Да и кроме того, мои утраченные воспоминания начинают понемногу возвращаться.

Я бы не сказал, что воспоминания накрывают меня девятым валом. Их возвращение скорее похоже на пытку водой, когда на голову связанному узнику одна за другой падают капли воды и в промежутке он сходит с ума в ожидании следующей. Я даже не уверен в подлинности воспоминаний о только что задутых свечках на именинном торте; о гигантской надписи «Голливуд», которую мы видели, когда ездили с родителями в Калифорнию; о том, как я лежу, распластавшись, а на мне куча-мала из футболистов.

Кто знает, было ли это все на самом деле? Иногда мозг явно подшучивает надо мной. Так, сегодня утром я проснулся в холодном поту от того, что мне приснилось, как взорвались спрятанные в фортепьяно петарды и до смерти перепугали какого-то беднягу. Но потом я нашел в школьном ежегоднике фотографию Джоэла Уэбера и понял, что во сне я видел не его, а какого-то другого парня. То есть виденное во сне было не воспоминанием, а отзвуком угрызений совести.

Оттого, наверно, что я слишком стараюсь хоть что-нибудь вспомнить, мой мозг превращает в ложные воспоминания случаи и ситуации, про которые я слышал от других. Однажды мне даже приснилась Корейская война, на которой я уж точно быть никак не мог. Мне было отчетливо видно, как я в военной форме влезаю на вражеский танк, рывком распахиваю люк, выдергиваю чеку гранаты, но, встретившись взглядом с сидящими в танке солдатами, не нахожу в себе сил их взорвать. Я замираю в растерянности и так и сижу на башне, пока граната сама не выпадает у меня из рук.

Как ни странно, но маленькая девочка в синем платье по-прежнему остается самым живым и осязаемым воспоминанием из жизни до падения с крыши. Осязаемым настолько, что, кажется, протяни руку – и коснешься белых кружев на ее платьице, красной ленты у нее в волосах. Видение это одновременно и реально, и иллюзорно, как сон. Девочка всегда стоит не шелохнувшись. И смотрит не на меня, а куда-то мимо.

Эта девочка наверняка очень для меня важна. Ее образ – единственный, который не оставляет меня с момента, когда я очнулся в больнице.

Очень хочется понять, кто же она такая.

Школа тоже пробуждает во мне воспоминания, но они в основном сводятся к разрозненным образам и ощущению дежавю. Ничего такого, что могло бы оказаться полезным, в памяти пока не всплывает. Я по-прежнему почти никого не знаю – ни учителей, ни школьников, ни техников с уборщиками. И так еще толком не выучил расположение классов и коридоров – это в здании, в котором учусь третий год. Но зато я все больше убеждаюсь, каким ходячим кошмаром я раньше был – иначе учителя так сильно не радовались бы мне нынешнему. Некоторые из них, когда я сдаю домашнее задание, по старой памяти чуть не падают в обморок.

Единственное место в школе, где я действительно раньше никогда не бывал, это видеоклуб. Мы наснимали кучу материалов для школьного ежегодника. Правда, мой личный вклад в эту кучу намного меньше, чем у остальных, потому что предполагаемые герои интервью, едва завидев меня поблизости, обычно стараются поскорее улизнуть. Мне приходится издалека кричать: «Меня послал Брендан!», чтобы дать знать, что я не собираюсь никого бить. Мисс ДеЛео говорит, что мне надо поработать над навыками проведения интервью, а то мои собеседники слишком нервничают в процессе. Это, кстати, чистая правда. Они так и ждут, что сейчас я натяну им на голову трусы и запихну в ближайший шкафчик.