Гордон Корман - Рестарт

– Да ладно, там прямо так страшно? – говорю я с улыбкой, но у Эрона и Питона при этом такие каменные лица, будто мы собрались как минимум в лабораторию Франкенштейна.

– Дело твое, – говорит Эрон. – А вообще здорово, что ты опять с нами – хотя и не в себе.

От школы до дома престарелых на Портленд-стрит минут десять пешком. Я знаю, что уже бывал здесь на исправительных работах, но теперь как в первый раз вижу это тоскливое трехэтажное здание с широкой, круглой подъездной дорожкой и просторной ухоженной лужайкой, на которой тут и там расставлены скамейки и столы для пикников. По лужайке, благо на улице тепло, прогуливаются несколько пожилых людей. Двое здороваются и машут нам руками. Я машу им в ответ. Эрон с Питоном не обращают на них внимания.

Когда перед нами отъезжает вбок стеклянная входная дверь, Питон говорит негромко:

– Задержи дыхание.

Пахнет тут действительно странно – живыми цветами и больницей, причем эти запахи один с другим не смешиваются. Аромат, конечно, так себе, но к нему быстро привыкаешь.

Мы подходим к главной медсестре, которую здесь называют сестра Дункан. Она явно не ожидала меня увидеть.

– Мне уже лучше, – говорю я. – Поэтому я подумал, что могу вернуться к исправительным работам.

– Это тебе судья велел? – недоверчиво спрашивает она.

Я качаю головой:

– Нет, я сам пришел.

– Нам самим не верится, – с притворной серьезностью говорит Эрон.

– Это очень, очень… благородно с твоей стороны, – говорит сестра Дункан. – Сегодня вы будете развозить полдник. Обычно с этой работой справляются двое, но пусть у Чейза для первого раза будет задание попроще.

Нам выдали тележку с соками, сладким печеньем, крекерами и газетами. Пока мы доехали на лифте до третьего этажа, Эрон с Питоном успели основательно приложиться к угощениям.

– Все нормально, столько «Орео» здешним мумиям в жизни не схомячить, – отвечает Эрон на мой осуждающий взгляд. – И уверяю тебя, о безупречный, что ты в свое время тоже неплохо поживился печеньями с этой тележки.

Ничего о том, брал я печенья или не брал, вспомнить не получается. Придется поверить ему на слово.

Питон разрывает пакет и высыпает мне в руку несколько имбирных печений. Я надкусываю печенье, все так же неодобрительно глядя на своих подельников. Они бодро, за обе щеки уписывают добычу, кидая под ноги обертки.

– Мы сегодня играли в футбол, – напоминает мне Питон. – Поэтому и аппетит разгулялся. Не все же такие хрупкие, как ты.

– Хрупкий-то я, может, и хрупкий, но мусор за вами все-таки подберу, – отвечаю я.

Похоже, я начинаю приноравливаться к дружбе с ними двумя.

Мы толкаем тележку от комнаты к комнате, предлагая постояльцам закуски и газеты. Когда я лежал в больнице, все медики и волонтеры, заходившие ко мне в палату, вели себя очень вежливо и дружелюбно. Эрон с Питоном – полная их противоположность. Настежь распахнув дверь комнаты, Эрон рявкает:

– Закуски!

– Будете чего? – подхватывает Питон.

Всех здешних мужчин они называют Дамблдорами, а всех женщин – Дамблдорихами, а в ответ на любой вопрос только хмыкают и пожимают плечами. Мне это скоро надоело, и я начал спрашивать у каждого постояльца, не нужно ли чего. В результате приходилось регулировать высоту кровати, искать пульт от телевизора или звать медсестру.

– Чел, ты нас задерживаешь, – возмущается Эрон. – Так мы эти витамины от маразма до завтра будем раздавать.

– Тссс! – шикаю я. – Они услышат!

– Смеешься, что ли? – ухмыляется Питон. – Да эти окаменелости забывают батарейки в слуховых аппаратах менять. А последнее, о чем они слышали, – испытание атомной бомбы в Юкка-Флэт. [3] Юкка-Флэт – полигон в штате Невада; в последний раз ядерное оружие испытывали там в 1992 году.

– Не такие уж они глухие, – отвечаю я. – Старушка из двадцать второй отлично слышала, как ты воздух испортил.

– Вот такого Чейза мы знаем и любим, – смеется Эрон.

Когда мы втроем, подобные шуточки кажутся смешными, но при пожилых людях – уже нет. Они в основном очень дряхлые. И уж точно заслуживают больше уважения, чем мы им оказываем. Эрон и Питон ходят в дом престарелых не по своей воле, а по приговору суда, и поэтому здешние постояльцы стоят им поперек горла. Раньше они меня тоже, скорее всего, бесили, просто из-за амнезии я этого не помню. А сейчас мне с ними даже интересно. Они помнят много такого, о чем мы можем только прочитать в исторических книжках. Например, у женщины из триста двадцать шестой отец был пожарным и тушил потерпевший катастрофу дирижабль «Гинденбург». Мужчина из триста восемнадцатой на дежурстве в хьюстонском Центре управления полетами поддерживал связь с Нилом Армстронгом, когда тот первым из людей ступил на поверхность Луны. А абсолютно слепой обитатель двести девятой комнаты потрясающе рассказывает о своей детской дружбе со звездой бейсбола Джо Ди Маджио, с которым он рос на одной улице. [4] «Гинденбург» – самый большой в мире дирижабль, построенный в Германии в 1936 году и на следующий год сгоревший при посадке в США.