Ринат Валиуллин - Безумие белых ночей

— Алло? — снова дунул я в трубку.

— Мне страшно, — ответил мне женский голос.

— Шила? Это ты?

— Нет.

— А кто это?

— Это твоя жена.

— Ты дома?

— Нет. Нет тебя, нет дома.

— Ты где?

— На даче.

— Что там? Шашлык?

— Не, цветы сажаю.

— Зачем?

— Себе за все прошедшие праздники.

— Извини, я совсем забыл про нашу свадьбу, три года помнил, а сегодня забыл.

— Ничего. Привези мне земли. А то я копаю, а земли нет. Цветы сажать некуда.

— Что ты копаешь, не понимаю.

— В душе своей копаюсь. Мне страшно.

— Что тебя так напугало, любовь моя?

— Я сама. Я такого в себе нашла. Женщина без любви — это страшно, лично я, когда не влюблена, испытываю сильный голод и жажду чувств, до судорог. Хожу голодная, жрать охота, но их, чувств, не купить, нет таких денег.

— Нет денег? — начал я рыться по карманам.

— Деньги есть, таких нет. Связь куда-то постоянно пропадает.

— А мне хорошо тебя слышно.

— Между нами, между нами, между нами, между нами, — короткими гудками заело в телефоне пластинку. Потом, словно кто-то поправил иглу проигрывателя: — Между нами какая-то связь, но какая, я так и не могу разобраться. Она постоянно то пропадает, и я оказываюсь вне зоны действия сети, то настолько слаба, что мы переходим на эсэмэс.

— Ты хочешь сказать, что она случайная?

— Нет. Случайная связь для женщины — это вообще не связь, а скорее, повязка, на рану от настоящих чувств… Мне кажется, что я глубоко несчастна, настолько глубоко, что не чувствую дна, что вот-вот утону.

— Да что за дерьмо? Как можно быть со мной несчастной?

— Легко. Счастье, как редкий солнечный дождь, и счет идет на капли. То ли дело несчастье, если уж затянет, так затянет, если уж ливанет, так ливанет, и счет идет на бутылки. Только звон стекла по утрам в мусорных пакетах.

— Шила, ложись спать, у меня монет больше нету, сейчас связь оборвется. Я тебе перезвоню.

— Мужчины всегда так говорят, а потом не звонят, — посыпались вслед за последним словом гудки. Я держал некоторое время в руках трубку, все еще прижимая к уху. Я прислушивался изо всех сил, пытаясь выжать из холодной пластмассы еще несколько слов с таким усердием, что слух мой принял чей-то чужой разговор:

— Ты знаешь, сегодня день смеха.

— Ну, и как?

— Не смешно.

— Неужели некому развеселить нашу принцессу?

— Мама, можно подумать, что ты в моем возрасте не хотела быть принцессой?

— Хотела, конечно.

— Ну, а ты мне все время про современные нравы. В чем же тогда разница между моей женственностью и твоей?

— Сейчас все хотят быть принцессами… минуя стадию Золушки.

Вдруг трубка в моей руке начала холодеть, сначала это было даже приятно, я прижал ее еще сильнее к щеке, но скоро стал замерзать сам и открыл глаза. Вокруг никого, только охлажденная бутылка пива в руке. «Марс», — мелькнуло у меня в голове. На подоконнике уже сидел день. Понедельник — день с пониженным содержанием сна в крови.

«Ты настоящий друг, ты ложишься ради меня один черт знает во сколько», — прочитал я на экране ее ноута, который лежал у Шилы на коленях.

— Три часа ночи. С кем это ты?

— Ты его не знаешь. Впрочем, я тоже. А он все время в Сети. — Она захлопнула одним движением окно, в котором маячил некто.

— Громоотвод?

— Точно. А ты чего вскочил?

— Что-то спину ломит.

— Сделать тебе инхрустацию? Ложись, сейчас будешь бриллиантом. Ближе к стене, чтобы мне было на что опереться. — Я послушно перелег с постели на пол. Шила тоже встала с кровати, сначала на пол, потом осторожно на мою спину и стала медленно переступать своими теплыми ножками. — Какая скользкая у тебя спина! — шуршала она ладошками по обоям.

— О, хрустит, — услышал я перелив позвонков.

— Теперь понял, почему инхрустация?

Я ворочалась в постели, не зная, в какой позе заснуть, на самом деле это она, постель, ворочалась во мне, в самых непристойных позах. «Восемь утра, а меня еще никто не поцеловал».

У каждого есть такая комната, даже не комната, а кладовка, там брошены воспоминания. Время от времени мы заходим туда, чтобы найти банку клубничного варенья или хотя бы смородинового, его еще много, чтобы подсластить одиночества утренний чай. Иногда забираемся туда вечерами, когда дома гости, найти маринованных огурцов, помидоров, чтобы в рассоле беседы закусывать и вспоминать то время, когда мы были еще ого-го, эге-гей. Вспомнилась бабушка в летнем платье, хозяйка не Медной горы, но шесть своих соток: