Сергей Литвинов - Не только детектив

Вбегает ко мне редактор.

– Вот тебе срочное задание, – говорит, – садись и пиши о пачулях.

– А можно? – спрашиваю.

– Ты что, с Луны свалился? – кричит редактор. – «Вести» уже написали, «Светлячок» написал, «Голос литератора» написал! Мы, как всегда, в хвосте!

На следующий день приношу статью о пачулях.

– Видеть не могу твои пачули! – говорит редактор. – Убери их от меня!

– А что такое? – спрашиваю.

– «Вестям» указали, «Светлячку» сделали внушение, а «Голос литератора» одернули. Понимаешь?

На следующий день прихожу на работу, а меня уже редактор дожидается.

– Ну где ты шляешься? – спрашивает. – Давай срочно свои пачули.

– А что случилось? – спрашиваю.

– Тех, кто одергивал, – поправили. Понимаешь?

Схватил редактор мою статью и убежал.

Прихожу на следующий день гранки вычитывать.

– Забирай свои пачули, – говорит редактор.

– А почему? – спрашиваю.

– Поправить-то поправили, – говорит редактор, – но ведь и одергивали же. Понимаешь?

Вечером он мне домой звонит.

– Срочно вези свои пачули!

– А что случилось?

– Вы вечно спите! Уже и «Горн» пачули дал, и «Суббота» дала, и даже «Мяч и шайба» подбирается!

Примчался в редакцию.

Редактор увидел меня, рукой пренебрежительно махнул.

– А, пачули… Пройденный этап. Теперь о супельниках надо писать.

– Неужели можно? – ахнул я.

Он вчитался в пожелтевшие строчки. Как давно, кажется, это было.

«Завод мерно дымил всеми своими трубами, как бы заверяя, что месячный план будет выполнен, как всегда, на 101 процент. В кабинете нас ждал директор Н. М. Пропиленов, который сказал, что трудовую победу коллектив посвятит 70-летию дорогого товарища. Мы прошли в цех, в котором сновала, обслуживая 3500 станков, 82-летняя А. П. Ходикова. „Успеваете?“ – на бегу спросили мы ее. „На пенсии отлежусь!“ – отшутилась на бегу ударница, задорно подмигивая. Над заводом вставала луна, на которой, казалось, видны победные следы советского „Лунохода“!»

Эх, старье, старье – давно забытый стиль… То ли дело сейчас!

«Завод гнусно дымил трубами, превышая предельно допустимую концентрацию норсульфазола в 10 000 раз. У ворот бушевал экологический митинг. В кабинете нас ждал директор Н. М. Пропиленов. „Пользуетесь ли вы обкомовским пайком?“ – напрямик спросили мы его. Тот жалко забормотал, что сдал персональный автомобиль и ездит теперь на самокате. В цехе, остановив все станки, нас ждали 3500 работниц, которые наперебой жаловались на жилье, колбасу, радиационный фон и облсовпроф. На стихийном митинге выступила А. П. Ходикова. Трагично сложилась ее судьба. Она в 1916 году послала воздушный поцелуй Николаю II, за это была трижды репрессирована, сыновья ее стали ворами в законе, внучки – инвалютными, правнуки – рокерами. Подрастает правнук рэкетир.

– Как вывести страну из кризиса? – спросили мы ее.

– Частная собственность нужна, – задорно прошамкала Ходикова.

Над заводом вставала луна, похожая на неконвертируемый, обесцененный рубль…»

Он отодрал от стены старый газетный лист и нашлепнул новый. Размазал клейстер. «Клеить надо на совесть, – подумал он. – Обои доставать – по-прежнему такая мука…»

Хлопушкинский чугунный завод должен был посетить Генеральный секретарь с супругой. Надежду отобрали в числе тех, кто случайно должен был повстречаться ему у конвейера.