Михаил Вострышев - Старомосковские жители

Издавна больше иных полюбился москвичам развеселый зимний праздник масленица. Еще в давние времена в первый день масленицы у Лобного места всенародно объявляли, что великий государь Алексей Михайлович зовет к себе нищую братию и людей скудных хлеба есть. Иногда на этот зов собиралось в царские палаты несколько тысяч человек. Царские стольники, стряпчие и жильцы носили ествы и питье, прислуживая государевым гостям. Сам Алексей Михайлович нередко кушал в кругу нищей братии и по окончании стола своеручно оделял всех денежной милостыней.

Даже Петр I, пока не перебрался в выстроенную на иноземный лад столицу, в понедельник после свадебных недель открывал последнее зимнее празднество, повертевшись на качелях с приближенными офицерами. Правда, москвичи не придавали большого значения официальному открытию масленицы и уже с воскресенья зачинали веселье.

Эх, хорошо на горах покататься, в блинах поваляться! Не житье, а масленица! Блинница, сметанница и немного пьяница! Сырная, честная, широкая, разгульная! Русский карнавал! Сама Масленица — румяная толстая баба, сидящая на сковороде, с ухватом вместо рук и помелом вместо языка (недаром же языки у москвичек что помело) — заглянула, как и в прежние годы, в свои излюбленные места и осталась довольна зрелищем. На Трубе, где осенью было непроходимое болото, а теперь широкая площадь, на Москве-реке, от Москворецкого моста до Воспитательного дома, понаделано множество ледяных горок, увенчанных причудливыми башнями с разноцветными знаменами. Под шумные звуки барабанов, гудков, рожков, балалаек, свиристелок, чудо-скрипок мчатся на салазках с гор со смехом и прибаутками ошалевшие от быстрой езды мужики и бабы.

заметил наблюдательный поэт XVIII века.

На Разгуляе, в трактире на перекрестке четырех дорог, под Новинским в балаганах со сбитнем и бузой, в Сокольниках возле многочисленных длинных столов и в шатрах, на каждой московской площади — ешь до икоты, пей до перхоты, пой до надсады, пляши до упаду.

Под Троицким мостом через Неглинку, возле Преображенского кладбища, да и во многих других местах молодцы в поддевках и плисовых шароварах, наперед обнявшись и троекратно поцеловавшись, вступают в единоборство, а когда кровь закипит у большинства, сходятся стенка на стенку.

В дни масленицы перессорившиеся соседи зазывают друг друга в гости — мириться, незнакомые люди, встретившись на улице, целуются, старушки поудобнее усаживаются на завалинках возле ворот и перетирают косточки знакомым и незнакомым гулякам. Мужчины наряжаются в женские наряды, женщины — в мужские. На лица натягивают хари, маски. Купец-старообрядец везет две корзины блинов арестантам в Бутырский острог. Другой купец, в подстриженной на немецкий лад бородке, усадив раскормленных дочерей в пошевни, запряженные четверкой цугом, медленно прогуливается по московским улицам и площадям, с презрением наблюдая за подлыми забавами.

Но какая же масленица без медвежьего представления?!

— Нут-ка, Мишенька, — начинает вожак, — поклонись честным господам да покажи-ка свою науку, чему в школе тебя пономарь учил, каким разумом наградил. И как красные девицы-молодицы белятся, румянятся, в зеркальце смотрятся, прихорашиваются.

Мишка садится на землю, трет себе одной лапой морду, а другой вертит перед рылом кукиш — это значит девица в зеркало смотрится.

— А как, Миша, малые дети лазят горох воровать?

Миша ползет на брюхе в сторону.

— А как бабушка Ерофеевна блины на масленой печь собралась, блинов не напекла, только сослепу руки сожгла да от дров угорела? Ах, блинцы, блины!

Мишка лижет себе лапу, мотает головой и охает.

Но не все коту масленица, после сладкого бывает горько, и, поклонившись в прощальное воскресенье в ноги: дети — родителям, слуги — господам, Москва затихает, цепенеет. Умирает Масленица, испугавшись горькой редьки да пареной репки. И лишь после полуторамесячного затворничества, после долгой работы без счету и роздыху наступает следующий народный праздник.

Скоро! Скоро! Скоро! На Светлой неделе в маленьких балаганчиках на Девичьем поле можно будет увидеть бородатую женщину, теленка о двух головах, человека с железным желудком, выпивающего рюмку скипидару и закусывающего этой рюмкой. Желающие смогут полюбоваться в Нескучном саду на подъем воздушного шара, надо только при этом помнить, что в тот момент, когда все увлечены и задрали головы к небу, в толпе шныряют умелые фокусники, очищающие карманы зевак.