Тёкицу Куруматани - Неудавшееся двойное самоубийство у водопадов Акамэ

Когда часы на станции показывали почти без двадцати двенадцать, я впервые подумал, что, даже если она не объявится, убиваться я не стану. Подумал с раздражением. Будь на то её воля, она пришла бы непременно. Но время шло, а я всё ждал, с каждой минутой раздражаясь всё больше, и скоро раздражение перешло в ненависть, а ненависть — в желание убить её. И не только её — мне всё больше хотелось столкнуть в глубокую воронку одного из сорока восьми водопадов Акамэ и её, и себя самого. Если она всё-таки придёт, я, хочешь не хочешь, отправлюсь в ещё одно странствие — последнее. Мне было страшно.

Снова в ушах оглушительно зашумела кровь. Мне захотелось бежать оттуда, немедленно. Подбежала Ая.

— Прости… Заждался?

— Да нет…

Она тяжело дышала, и на кончике носа виднелись капельки пота. В руках она держала объёмистую сумку.

— Как я обрадовалась, когда тебя увидала!

— …

— В такси подумала: уйдёшь, и ладно. Но не поехать тоже не могла. Ну никак.

— Нет, я…

— Прости меня, ладно? Если бы ты только знал, как я счастлива была, когда тебя увидела! Спасибо. Не забуду тебя, до самой смерти помнить буду!

Она говорила с возбуждением, совершенно на неё непохожим. Словно ни на миг не задумалась обо мне, о том, с какими чувствами я стоял здесь, дожидаясь её, и просто выпалила всё, что было у неё на душе, путаясь в сумбуре своих чувств. И всё это она говорила мне — человеку, который только что желал убить её! Который хотел бежать от неё без оглядки! Мне вдруг захотелось закричать, истошно, срывая глотку…

— Багаж оставим здесь.

Ая сунула монетку в щель шкафчика камеры хранения.

— Своё тоже тут оставь. Барахло тебе уже не понадобится.

Что конкретно лежало в её сумке, я не знал, но в моей котомке лежала лишь смена нижнего белья и тому подобное. Вчера вечером мы оба надели чистое исподнее. Очевидно, в последний раз. Ая вынула ключ.

Мы сели на поезд окружной линии и поехали в сторону Цурухаси, чтобы пересесть там на линию Кинтэцу и доехать по прямой до станции Водопады Акамэ. В двенадцать часов четырнадцать минут пополудни мы бегом заскочили в скорый поезд, следовавший в Набари. Поезд тронулся, и в окне замелькал сумбурный городской пейзаж. На который мы тоже, очевидно, смотрели «напоследок». Виднелись крыши и стены домов, вывески лавок, блестящие листья деревьев, дороги, сияющие в лучах палящего солнца, и машины, и люди, и школьники, и олеандры, и трава на пустырях… Я видел всё это удивительно отчётливо, в мельчайших деталях.

Но сердце моё было безмолвно. Лежало в груди тяжёлым и нелепым камнем. Мы сидим рядом — женщина лет двадцати пяти — двадцати шести и мужчина тридцати четырёх, обутый в сандалии гэта — и молчим, просто молчим. По крайней мере это — всё, что видят остальные пассажиры.

«Но мы едем умирать. Едем туда, где мы вместе простимся с жизнью. Едем к сорока восьми водопадам Акамэ. Едем, чтобы уйти из этого мира в мир иной. Прокатиться на этом поезде может любой. Мы купили билеты и сидим здесь, точно так же, как вы. Но наши места — особые. Позвольте осведомиться, куда вы направляетесь? В гости к бедной родственнице? Надуть кого-то по работе? Проиграть футбольный матч? Извиниться перед другом? Видите, ваши места не стоят и гроша, вы встанете с них и не оглянетесь. Но взгляните на наши. Наши места — наши навек. Их не уступишь. Они привезут нас к сорока восьми водопадам Акамэ, и билет обратно нам не понадобится. На места эти мог сесть любой, но на них сели мы. И теперь они — наши. Они — золотые. Они, и только они, сияют, сияют неземным сиянием, видите? Потому что эти места — места смерти».

Так я говорил про себя. Но с каждым словом всё больше уверялся в том, что всё это — вздор. Какое к чёрту золотое сияние? Ая сжимала мою руку, гладила её кончиками пальцев. Ни одна женщина не делала мне такого при людях. Несколько сумбурная радость, которую Ая почувствовала, увидев меня на станции Тэннодзи, передалась и мне. Ая наверняка пришла на станцию уверенная, что меня там не окажется. Но куда же она ездила? Смогу ли я когда-нибудь понять, что за поршни ходят в её груди? По крайней мере я был уверен в том, что её радость была неподдельной.

— Знаешь, тётка из «Игая» как раз тут, в Набари, и выросла.

— Да?

— Говорила, что любит цветы калины, которая только у них растёт. В горах провинции Ига. Каждый год их у себя в закусочной в вазу ставит. Это куст такой, с белыми цветами. А однажды она мне ещё один цветок подарила, вроде гвоздики. Тоже вроде бы только у них там растёт. Где-то в горах, говорит, нашла, возле Набари. Тоже белый. Странно, правда? На вид обычная старая брюзга, и вдруг такие нежности…