Я вышел к морю. К морю Осакского залива самой середины лета. Море сверкало, играло в лучах солнца. В прошлый раз я видел этот блеск возле устья реки Ёдо в тот день, когда ко мне так неожиданно пришла Ая. «Встань», «расстегни», «теперь туда»… Волны будто нашёптывали мне слова, которые я услышал от неё в тот вечер. Это были слова тьмы. В то же время они ничем не отличались от слов стихотворения, которое случайно попалось мне на глаза в библиотеке Наканосима в Осака.
Поднимите её
Она плывёт на волнах
Смотрите
До неё дотянуться можно
Я знаю
Вы тянете руку усердно
Но сегодня пучина гневлива
Она поглотить вас готова
И всё же бесстрашно
Схватите же шляпку мою
За выгоревшим в лучах солнца волнорезом сверкали волны залива Сэццу. Обрушивая на меня всё неистовство своего блеска, снова и снова, снова и снова…
Когда я доехал до Осака и пересел на поезд окружной линии, было уже за половину седьмого. Я стоял в вагоне, битком набитом возвращавшимися с работы служащими, стоял среди них с большой котомкой в правой руке и синей сумкой в левой. Во внутреннем кармане сумки лежала почтовая сберегательная книжка с деньгами, которые я заработал за последние года два — немного меньше сотни тысяч. Ещё в кармане лежали деньги, которые мне дала позавчера тётушка Сэйко — тоже сущие гроши. Если считать плату за ночлежку, на всё это можно протянуть от силы дней двадцать — и то впроголодь. Кроме того в сумке лежали две тетради, авторучка, банка с чернилами, салфетки. Грошовая печатка с иероглифами моего имени и ещё пара мелочей. Вот оно, всё моё имущество. Я — перекати поле. Зацепился было за торчащий из земли кол, но порыв ветра сорвал меня, и я снова качусь дальше, бесцельно и глупо. У меня не осталось ни страховки, ни документов, какие были у меня в то время, когда я ещё служил в фирме. Единственное, что могло служить хоть каким-то, пусть и сомнительным, но удостоверением моей личности, была грошовая печатка, которую я приобрёл, чтобы завести на почте сберегательную книжку. Но даже от неё проку было мало, поскольку в книжке значился мой старый адрес в Нисиномия. Я не мылся уже несколько дней. Я провёл рукой по подбородку. Щетина царапала кожу.
Я еду в Тэннодзи. Каким словом я живу теперь? Глупость? Мальчишество? Уже в который раз затаившийся в сердце трус терзал меня, грыз изнутри. В полдень я всё ещё был в Асия, позорно сидел на камне в тени соснового леса на берегу. Мои руки от запястьев и до предплечий покрылись морским загаром. В конце концов я понял, что кроме как в Тэннодзи мне ехать некуда.
Поезд въехал на станцию. Почему-то перед глазами вдруг всплыло лицо девочки, бежавшей за женщиной на велосипеде. Станция была большая. Для одной только окружной линии были выстроены целых две платформы — одна для внутреннего, а другая для внешнего кольца — расположенные друг против друга. Да ещё и нескончаемый людской поток вечернего часа пик… Сможем ли мы встретиться? Я взглянул на часы. До семи время ещё было.
Я вышел на платформу и остановился. Если мы станем искать друг друга одновременно, шансов встретиться будет ещё меньше. С каждой минутой на душе становилось тяжелее. В толпе на противоположной платформе я увидел её. Вздрогнув, узнал в ней ту, босоногую. Она шла в противоположную сторону в белой блузке и белой юбке, отыскивая меня. Скоро её глаза найдут меня, вырвут из настоящего и бросят в неведомое будущее. Она уходила всё дальше. Неотрывно глядя ей вслед, я пошёл по своей платформе в ту же сторону. Пошёл невольно, словно ноги сами приняли решение последовать за ней. Ая обернулась. Я остановился. Она увидела меня. Вздрогнула. На миг напряжённо застыла. Затем на её губах промелькнула улыбка. Но в следующую секунду её глаза снова напряглись. Она сделала знак пальцем, давая понять, чтобы я ждал её здесь. Как раз в этот момент к её платформе подошёл поезд. Мне показалось, я мельком увидел, как она торопливо спускается по лестнице. Подумал, что ещё несколько секунд, и бежать будет поздно. Но стоял, как истукан, на том же месте.
Ая шла ко мне. Казалось, какое-то измождённое до предела животное приближается ко мне медленно, но непреклонно, ни на секунду не сводя с меня глаз. Хотя нет. Всякий раз, когда она опускала глаза, на её лицо ложился сгусток тьмы. И приближавшееся ко мне животное было словно облечено в эту тьму с ног до головы. Было время заката, когда служащие едут с работы домой. Каждый выглядел смертельно уставшим. Но Ая выглядела совершенно иначе, выделялась на фоне городской суеты, отстранённая, ледяная. Вытянув губы, она улыбнулась.
Читать дальше