Я уселся разделывать требуху, и через некоторое время из комнаты напротив послышались стоны. Стонала женщина. И тут я понял, чем объяснялся тот надрывный голос. Наверняка, перед тем как вверить своё тело татуировщику, она перечисляла одну за другой все горести и обиды, накопившиеся за долгие годы, тем самым укрепляя свою решимость. Стоит игле впиться в кожу, и тушь пребудет с ней навеки, пока её тело не станет прахом. Она во что бы то ни стало должна была выговориться, выплеснуть переполнявшие её чувства, но когда я представил себе безмолвно слушающего её татуировщика, представил его холодные глаза с налитыми кровью белками, меня бросило в дрожь. Моему взору с мучительной чёткостью явилась Ая. Её тело, белое, нагое…
Женщина стала приходить каждый день. Однажды вечером, вернувшись домой, я увидел незнакомку, которая сидела, прислонившись к стене, на верхней ступеньке лестницы и курила. Ей было за тридцать, и волосы она красила в неистово рыжий цвет. Она взглянула на меня и сразу же поклонилась. Как мне показалось, одновременно окинув меня взглядом с ног до головы. Я осторожно поприветствовал её одними глазами и хотел было пройти мимо, как вдруг из комнаты напротив моей вышел Маю.
— Эй, ты! — окликнул он её и тут же вернулся в комнату. Женщина, несколько побледнев, недовольно прищёлкнула языком, растёрла сигарету ногой и, оттолкнув меня, направилась в рабочую комнату татуировщика.
Но пришла и на следующий день. Из комнаты напротив снова послышались стоны: «хи…», «и…», «а, а…», «аа…». Я представлял себе, как она стонет, истекая слюной, не в силах стерпеть боль. И каждый раз перед моими глазами вставала Ая, и каждый раз я будто воочию видел, как тушь входит в её белое, нагое тело. И возбуждался.
Однажды утром Сай пришёл с запечатанным конвертом в руках, протянул его мне и попросил до вечера отнести в закусочную. Как всегда, он не сказал ничего лишнего, но меня удивил уже тот факт, что мне давали это поручение. Под вечер я отнёс письмо в «Игая», и в глазах тётушки Сэйко на мгновение мелькнуло удивление. Но в следующую секунду она уже выглядела как всегда, улыбаясь, отблагодарила меня и налила мне кружку пива. Затем спросила:
— Никак к доктору ходил?
Очевидно, она заметила, что марля у меня на голове была не та, что раньше. В последнее время вместо той марли, которую я купил тогда в аптеке, я мазал ранку лекарством, которое мне дал приятель, Харада, и накладывал сверху марлю, которую тоже получил от него.
— Столько вам из-за меня треволнений, — сказал я.
— У нас тут сволочи полно. А на вид, бывает, и не скажешь, так что ты давай поосторожней, ладно?
Очевидно, она всё ещё считала, что меня избил местный хулиган. Но удивило меня другое. Ведь марля и тесёмки, которыми её закрепляют — все на один лад, и хорошенько не приглядевшись, разницу между ними не увидишь. Но от тётушки не ускользали даже такие мелочи.
Я шёл обратно по людной торговой улице, когда стеклянная дверь одного дома резко распахнулась, и на улицу вышли двое или трое угольков. Вскоре дверь снова отворилась, из дома вышла Ая, догнала их и пошла вместе с ними. Они шли в одном со мной направлении. И я вдруг понял, что знаю одного из этой троицы — он пришёл ко мне однажды и назвался её братом. В компании он был главарём — такое видишь сразу. Выслеживать их я не собирался и, чтобы не вызывать подозрений, остановился и принялся разглядывать стоящую на витрине куклу — нечто вроде лошади-оборотня. Уголком глаза я увидел, как четверо вошли в кафе. И больше ничего.
Я двинулся дальше. Но почему-то никак не мог забыть о них. Ощущение было такое, словно вдруг встретил змею — долго после этого мучает ощущение безысходности, обречённости этой твари.
Я решил столкнуть себя в пропасть. Или, если без выспренности, решил сам стать приманкой и поглядеть, как поведут себя окружающие. Мне безумно хотелось сделать что-то, неважно что. Выставить себя на всеобщее обозрение. В обеденный перерыв я дошёл до той телефонной будки перед станцией и принялся перелистывать страницы телефонной книги, как бы делая вид, что ищу номер. Сунул монетку, набрал наобум номер и услышал в трубке молодой женский голос.
— А, здрассьте, это вам мумия звонит, мумия древнего мальчика.
— Чего?
— Мумия древнего мальчика вам звонит, здрассьте.
— Мам! Тут ненормальный какой-то звонит!
На том конце повесили трубку. Ну вот вам, получайте! — подумал я. Но стоило мне выйти из будки, как я возненавидел себя всей душой. Я — ненормальный… Знойные лучи июньского солнца липли клейкой плёнкой к лицу.
Читать дальше