Тёкицу Куруматани - Неудавшееся двойное самоубийство у водопадов Акамэ

— Ясно, спасибо, — сказал мужчина и закрыл дверь.

На следующий день в мою комнату постучали. Я открыл дверь. За порогом стояла Ая.

— Спасибо тебе за вчерашнее. Это брат мой старший был, — сказала она и улыбнулась. И сразу захлопнула дверь. Поскольку я смотрел на неё лишь несколько секунд, уверенности у меня не было, но всё же мне показалось, что глаза её были смертельно усталыми. Однако вторую фразу она проговорила радостно, и тепло её голоса проникло мне в самое сердце.

Я впервые поговорил с ней. Неизвестный и не имеющий ко мне ни малейшего отношения мужчина случайно зашёл ко мне, а дальше всё было неизбежно. Разговор был самый пустячный. Но опасный. Если бы мы просто сказали то, что предписывали приличия — ладно, но я почувствовал тепло, исходившее от неё. Сходив по поручению её брата к ним на первый этаж, я понял наверняка, кем она приходилась тому человеку с сероватым лицом, которого местные звали «Маю». Она была его любовницей. И даже если разговор наш и был пустячным, даже если тепла была всего крошка, я понимал, что с её нравом утаить от любовника затеплившееся в груди чувство к другому ей не удастся.

Я пошёл на двор храма. Как я и думал, курица была слепа на один глаз. Я похолодел от ужаса.

Поутру несколько дней спустя я вышел в коридор, чтобы пойти в уборную, и почувствовал, что в комнате напротив были люди. Мне показалось, что они пришли ещё до того, как я проснулся. Я услышал мучительные стоны. Пришёл Сай, и, когда он уходил, я понял по звуку его шагов, что на мгновение он остановился в коридоре. После полудня я сходил на рынок Санва купить еды на обед и по возвращении обнаружил, что дверь напротив приоткрыта. Я увидел тесную комнату величиной в четыре циновки, голого, лежащего на полу на животе мужчину и татуировщика, втыкающего в его спину иглу. Мне страшно хотелось разглядеть всё получше, но заставить себя остановиться я не мог. Я лишь мельком увидел голые ляжки и задницу лежащего, да ещё худощавую спину татуировщика.

Увидеть, увидеть воочию… До сих пор я лишь слышал исполненный муки голос. Теперь же я словно украдкой подглядел того журавля из народных преданий, который вырывает из своих крыльев перья, по очереди вкладывает их в челнок и прядёт, истекая кровью. Я вернулся к своей работе и, разделывая коровью и свиную требуху, принялся сравнивать вот эту свою сдельную работу с тем, что по моему представлению происходило в комнате напротив. Мои руки тоже были склизкие от жира и крови. Но при каждом доносившемся из комнаты напротив стоне неистовое безумие той сцены — хотя я лишь мельком подглядел её в щель приоткрытой двери — вставало перед моими глазами, заставляло моё сердце корчиться в муках, словно это в него и вонзалась игла. Мне казалось, будто я слышу дыхание неумолимой кармы с налитыми кровью глазами, вонзающей иглу за иглой в кожу, нет, в саму трепещущую суть человека, наказывая его за грехи прошлой жизни. Но почему ради нескольких капель туши под кожей люди готовы терпеть такую чудовищную боль? И что это за сияние, которое они хотят высечь на своей живой плоти?

— Ой, тётенька, здрассьте, — послышалось из коридора.

По голосу я сразу узнал девушку. Ая открыла дверь комнаты напротив и вышла в коридор, когда тётушка Сэйко уже стояла на пороге моей комнаты. Мальчик тоже выбежал из комнаты и вцепился в ноги тётушки Сэйко, крича:

— Больно мне! Чёрт, больно как!

— Пчела его, теть, укусила, — сказала Ая. — Видишь, как ему лицо раздуло?

— Ой, бедняга, и правда… Всю красоту парню попортили.

— Говорит, по улью палкой шарахнул, когда из школы домой шёл. Ой, да оставь ты меня в покое!

Поговорив ещё немного в таком духе, они расстались: Ая пошла в аптеку по соседству купить лекарств, а тётушка Сэйко вместе с мальчиком вошла ко мне в комнату. На его лице и правда виднелись две красные вспухлины — одна у края глаза и ещё одна на верхней губе. Он то и дело кривился от боли — очевидно, укусы действительно сильно болели. Тётушка Сэйко достала из сумочки обвёрнутую в дубовый лист сладкую рисовую лепёшку и принялась подтрунивать над ним:

— Ну и дела… Даже и не угостишь тебя, а, Симпэй? С такой рожей разве разжуёшь?

— А мне и не надо! — озлобившись, сказал он. Но сразу же добавил: — Найто вчера хвастался, мол, улей нашёл, улей нашёл, а сегодня я взял и нашёл, а у него спросишь где, так и не говорит ни фига, а я вот взял и нашёл.

Очевидно, мальчик всё-таки хотел, чтобы тётушка приласкала и утешила его. Потому и начал рассказывать свою героическую эпопею.