Рейчел Липпинкотт - В метре друг от друга

Нет, Эбби не должна была умереть.

Она должна была жить.

- Эй! Прекрати. Посмотри на меня.

Смотрю на него и снова не могу сдержать слез.

- Остановись. - По с такой силой сжимает подлокотники, что белеют костяшки пальцев. - И ты ничего не знаешь наверняка. Так нельзя. С ума себя сведешь.

Я перевожу дух и качаю головой. Он поднимается, делает шаг ко мне и мычит в отчаянии от собственного бессилия.

- Эта болезнь - чертова тюрьма! Я так хочу тебя обнять!

Шмыгаю носом и киваю в знак согласия.

- Притворись, что я это сделал, ладно? - говорит По и смаргивает слезы. - И знай, что я люблю тебя. Больше, чем еду! Больше, чем сборную Колумбии по футболу!

Выдавливаю из себя улыбку и киваю:- Я тоже люблю тебя, По.

Он посылает мне воздушный поцелуй.

Я шлепаюсь на зеленый и пока еще никем не занятый диванчик напротив и тут же ахаю от боли. В глазах двоится. Выпрямляюсь, хватаюсь за бок - будто кипятком ошпарило.

У дальней стены белое лицо По.

- Трубка, - выдыхаю я. Боль стихает. Я качаю головой и стараюсь отдышаться. - Все в порядке. Все в порядке.

Набираю побольше воздуха, поднимаю рубашку и вижу, что воспаление заметно усилилось, кожа покраснела, появилась отечность и влажные выделения. Вот так новость. Я здесь восемь дней даже не заметила, как всё серьёзно?

По озабоченно качает головой:

- Давай-ка вернемся в палату. Прямо сейчас.

Через пятнадцать минут доктор Хамид, склонившись надо мной, осторожно трогает воспаленную кожу вокруг клапана,а я гримасничаю от боли, отдающей в живот и грудь. Она убирает руку, качает головой, стягивает перчатки и бросает их мусорную корзину у двери.

- Этим нужно заняться. Дело зашло слишком далеко. Придётся иссечь инфицированные ткани, а трубку заменить.

У меня уже кружится голова, внутри холодеет. Именно этих слов я и боялась больше всего с появления самых первых признаков инфекции.

Аккуратно опускаю рубашку, стараясь сделать так, чтобы ткань не коснулась воспаленного места.

- Но...

Доктор Хамид не дает закончить:

- Никаких «но». Так нужно. У нас есть риск сепсиса. Если затянуть, инфекция может проникнуть в кровоток.

Мы обе молчим, хорошо понимая, насколько велика опасность. Заражение крови означает, что я почти наверняка умру. С другой стороны, если я попаду на операционный стол, то из-за слабых легких могу и не выкарабкаться.

Доктор Хамид садится на край кровати и с улыбкой похлопывает меня по плечу:

- Все будет хорошо.

- Вы сами этого не знаете. - Я нервно сглатываю.

Она задумчиво кивает:

- Ты права. Не знаю, - вздыхает, ловит мой беспокойный взгляд. - Риск есть. Я вовсе не хочу сказать, что его нет. Но сепсис - монстр куда более вероятный и опасный.

Страх расползается по шее и охватывает всю меня целиком. Но врач права.

Доктор Хамид берет сидящую возле меня панду, смотрит на нее и невесело улыбается:

- Ты боец, Стелла. Всегда была бойцом. - Она подаёт мне медвежонка, смотрит в глаза: - Ну что, завтра утром?

Я протягиваю руки, принимаю игрушку и киваю:

- Завтра утром.

- Я позвоню твоим родителям и дам им знать, - продолжает она, и я снова замираю от нахлынувшей волны страха.

- Вы можете дать мне несколько минут? Им будет легче принять новости от меня.

Доктор Хамид кивает и, мимолетно дотронувшись до моего плеча, идет к выходу. Я ложусь, прижимаю к себе Лоскутка и с нарастающим беспокойством думаю о звонках, которые мне предстоит сделать. В голове эхом звучит мамин голос, те слова, которые она произнесла в кафетерии.

Не представляю, что бы я делала без тебя.

Не представляю, что бы я делала без тебя.

Не представляю, что бы я делала без тебя.

За дверью слышится какой-то невнятный шум, и я, повернувшись, вижу подсунутый под дверь конверт. Горизонтальная полоска света дрожит, человек за дверью медленно поворачивается и уходит.

Осторожно поднимаюсь с кровати, подхожу, наклоняюсь и поднимаю конверт. Открываю и достаю рисунок, выполненный в печальных, тусклых цветах. На листке хмурые Уилл с букетиком увядших цветов в руке. Под рисунком короткая подпись - «Извини».

Снова ложусь, кладу листок на грудь и крепко закрываю глаза.

Доктор Хамид сказала, что я боец.

Сказать по правде, я уже не уверена.

Я облажался. По-крупному. И сам это понимаю.

Подсунув под дверь конверт с извинением, спешу прочь из нашего крыла и прохожу по восточному вестибюлю больницы. Телефон держу в руке, как будто чего-то жду. Сообщения, уведомления, чего угодно. Она ведь уже видела рисунок, верно? Свет в палате был включен. И тем не менее ничего. Полное радиомолчание с самой нашей ссоры.