Андрей Рубанов - Жёстко и угрюмо

– Вот именно, – сказала жена. – Они жили в прекрасном мире. Посмотри на этих истуканов. Они очень красивые. Страшные, конечно, – но красивые.

Она подняла боевое весло и взвесила в руке.

– Тоже красивое, – сказала она. – Люди подчинены красоте. Стремление к красоте – это инстинкт. Такой же, как утоление голода. Если человек делает что-то, если он изготавливает деревяшку или акулий зуб на шнурке, – он инстинктивно соблюдает законы гармонии. Люди острова Пасхи следовали за красотой. Как и все прочие.

– Чтобы это понять, я преодолел 19 тысяч километров.

– Чтобы это понять, некоторым не хватает целой жизни.

Про попытки катания на доске я жене не сказал. Вообще никому не сказал. Но спустя неделю после возвращения, молча, купил гидрокостюм – и через два месяца снова улетел, на этот раз за свои деньги и гораздо ближе, в Португалию: специально, чтоб научиться сёрфингу.

Но это уже совсем другая история.

Роман «Пацифик» я так и не написал.

Может, напишу ещё.

Она проходит мимо вас, но на вас не смотрит: сосредоточена на ребёнке.

Дело происходит обычно летом. На ней макси-юбка и какая-нибудь кофта, на голове часто косынка. Лицо точёное, неглупое. Или бледное – или, наоборот, яблочный румянец. Глаза – проницательные. Обувь без каблуков: сандалии, плетёные кожаные ремешки. А младенец – привязан к груди, замотан в кусок цветастой ткани, хитрые узлы вокруг и крест-накрест. Обнимает руками и ногами, уткнулся в мамку. Повернув голову набок, смотрит на вас: спокойный, благополучный; чтоб я так жил.

Каждый хоть раз видел такую девушку.

Я шёл с беременной женой – и увидел, показал глазами.

– Это называется «слинг», – сообщила жена.

– Матерь Божья, – сказал я. – У этого, оказывается, даже есть название. Я думал, надо просто взять старую простыню или скатерть, и оторвать половину.

Жена рассмеялась с глубоким презрением к моему невежеству.

– Не трожь святое, – ответила она. – Если я нормально рожу, я тоже буду носить ребёнка в слинге. Тогда ты всё узнаешь.

Дочь родилась в начале октября.

Спустя несколько часов жена прислала мне из роддома первую фотографию. Младенец выглядел как магистр Йода. Из верхней половины мятого, сморщенного личика смотрели бесконечно умные глаза без зрачков.

Спустя несколько дней Йода исчез, дочь превратилась в тугого розового пупса; пупс глядел сквозь меня и осторожно водил перед собой руками, пытаясь потрогать кого-то. Мы называли его «существо».

Оно, наверное, воспринимало родителей как некие облака; кроме большого и тёплого мамы-облака и меньшего по размеру, резко пахнущего папы-облака вокруг него вращались, наблюдая и посылая сигналы, многие другие облака. Младенцы видят духов. Едва пришедшие с той стороны, они сохраняют прочную связь с тонким миром. Они наполовину ещё там, в нигде, за началом, за нулевой отметкой.

По мере продвижения вперёд – два месяца, три месяца – существо научилось ориентироваться, активно сигнализировать, выражать личное мнение.

Однажды я услышал возмущённое пыхтение – и, зайдя в детскую, увидел: жена привязывает ребёнка к себе. Огромные – метр на два – разноцветные куски ткани были разложены повсюду. Обмотанная дочь выглядела озадаченной.

– Ей пока не очень нравится, – сообщила жена.

– Есть же специальные рюкзаки, – сказал я. – Сунул, застегнул замок и пошёл.

Не отрываясь от своего занятия, жена произнесла:

– Никогда не говори слинго-маме про рюкзак. Я женщина, я хочу наряжаться. Выглядеть. Что такое рюкзак? Зачем все эти лямки и ужасные железные крючки? Как я могу носить эти лямки и крючки? Я же не парашютистка!

И она наконец затянула нужные узлы, образовав с дочерью единое целое. Дочь притихла.

– А самое главное, – сказала жена, – рюкзак плохо распределяет нагрузку. А слинг – идеально. В слинге ребёнок словно парит. В точности как в утробе. Потрогай, проверь.

– Ещё чего, – сказал я. – Обойдётесь как-нибудь без меня.

– Не обойдёмся, – ответила жена. – Самые серьёзные слинго-мамы – это те, кто имеет рядом слинго-папу.

– Отпадает, – сказал я. – У меня нет титек. Ребёнок должен тыкаться носом в мягкое и тёплое. А у меня – шкура и арматура. И седые волосы. И запах табака. К тому же я никогда не разберусь в этих узлах. На меня не рассчитывай. Даже не думай.

Ребёнка растили по системе «всё время на руках».

Жена подняла горы информации и регулярно зачитывала мне цитаты из книги о некоем полудиком племени, живущем в дебрях латиноамериканских джунглей: эти ребята приучали младенцев висеть на матерях и отцах. Если верить авторам книги, дети вырастали спокойными и крепкими. Хотя, в общем, если б я родился и вырос в джунглях – тоже был бы спокойным и крепким. Тягал бы с веток папайю, пил из ручья и вместо железобетонной коробки ночевал под навесом из пальмовых листьев, в обнимку с животными, и они лизали бы шершавыми языками мои пятки; клянусь богом, я становлюсь крепче и спокойнее от одной мысли об этом.