Хэрриет Эванс - Лето бабочек

Когда они поженились, ей было двадцать два, а ему двадцать три. Кто их сфотографировал? Кто сфотографировал их у Бодлианской библиотеки, тот снимок, что мама всегда хранила на камине? Я помню, как она рассказывала мне о том, как они купили квартиру в подвальном этаже на Ноэль-роуд, вне себя от счастья от того, как дешево она им обошлась. В день, когда они сюда переезжали, отец перенес маму через порог, и на скользких ступеньках они шлепнулись: он повредил спину и неделю был вынужден спать на полу.

Когда мама говорила о нем, она всегда улыбалась. Эти истории заполняли мой маленький невинный детский мозг. Я отлично помнила все, что она рассказывала мне об отце.

– Нам казалось, что мы придумали эту любовь, – сказала она мне однажды.

Она рассказывала мне о счастливых временах в Ислингтоне, о том, как я родилась, о том, как в полночь они шли в больницу через Блумсбери, но она очень туманно говорила о том, что было после: она не любит вспоминать то время. Потому что мой отец уехал и больше не вернулся.

Наверху, в комнате Мэтти, хранились важные для меня вещи: мои любимые книги, мои лучшие платья, которые я давала Мэтти поносить, чтобы ее успокоить, и личное дело отца. Это была такая коробка, которую мне дала миссис Полл, и в ней лежали листочки с написанными рукой фактами о нем – некоторые я выпросила у мамы, остальное узнавала как-то сама.

Каждый пункт был написан разноцветными ручками, а по краям листок был украшен бабочками. Он был прикреплен к холодильнику миссис Полл и провисел там много лет, пока скотч не засох и не отлепился. Кроме того, это было как-то по-детски, этот листок и другие вещи, которые я все еще хранила. В какой-то момент, даже не помню когда, я просто убрала список в папку, вместе с остальными глупыми штуками, вроде его старого ремешка для часов, его любимой книги, «Нина и бабочки», и этой газетной вырезки, которую я долго помнила наизусть:

Служба новостей: Каракас, Март 1986: Оксфордский Музей естественной истории вчера вечером подтвердил смерть самого молодого члена экспедиции в Андах, умершего предположительно от сердечного приступа. Джордж Парр, 27 лет, был преуспевающим молодым энтомологом, считающимся одним из самых одаренных представителей своего поколения, чьи работы в области мимикрии Бейтса и Мюллера и различных мутаций в энтомологии быстро набирали популярность среди глобального научного общества. У него остались жена и шестимесячная дочь. Музей еще не прокомментировал подробности обстоятельств смерти.

В период недостатка внимания, и особенно после смерти миссис Полл, я очень гордилась этой вырезкой: у других учеников в школе не было отцов, о смерти которых писали в газетах.

Я не знаю когда, но постепенно мы перестали говорить о нем. Дом снова поменялся, вещи постоянно перемещались, и коробка с его личным делом отправилась на полку в мамин кабинет. И список, и фотографии, и книга – все было со временем забыто.

Все эти годы фото моих родителей у Бодлианской библиотеки стояло в маминой спальне: я видела его каждый день, потому что мы с ней жили в одной комнате в темном, сыром, заполненном крысами подвале – миссис Полл занимала два верхних этажа. Лоусоны жили под ней, а капитан Веллум еще ниже, над нами.

Большинство моих ранних детских воспоминаний связаны с кухней в нашей квартире и с женским обществом Ислингтона. У меня есть два очень ясных воспоминания о том времени. Первое – вечер, когда Таня, фактический руководитель женского общества, принесла маме пальто одной из участниц, Эльзы, которое было на ней, когда ее сбил автобус номер 19 на прошлой неделе. Мама взяла его и заплакала, и другие женщины пришли к нам, и все они сидели за кухонным столом, обнимая друг друга и попивая спритц. Она носила то пальто – темно-розовое мохнатое пальто, которое потом постепенно стало желто-серым от лондонской грязи, – до прошлого года, когда его окончательно сожрала моль. Они были очень добры к нам (я имею в виду Общество, не моль, которая долгие годы была большой проблемой, пока Малк с ней не разобрался), но они занимали много места и времени – времени, которое я хотела провести с мамой, вдвоем, а не с ними. Я хотела показать ей, что ей больше никто не нужен, что ей не надо грустить, потому что я о ней позабочусь.