Эли Люксембург - Десятый голод

Потрясенный нелепой дикостью ее обета, ребе велел спустить теленка на пол, затем осведомился у Бешара на иврите: «В своем ли уме женщина?» А Бешар весело отвечал, что курды страшно упрямы в исполнении своих обетов и, если взбредет им что в голову, никто не в силах изменить их решение. «Раба была у муллы, и мулла запретил ей. Рабу отговаривает все плоскогорье, а гроб уже приготовлен и могила вырыта. Люди хотят только знать: нужно ли обряжать Рабу, обмывать и оплакивать?»

Ребе долго гладил шелковистую холку теленка, долго хлопал его по бокам и наконец сказал:

— Ступай, женщина! Ты выйдешь с духом жизни в ноздрях, как мы из глубин выходили!

И Раба сошла в могилу. Рано утром при невиданном скоплении народа она сошла туда, а через неделю, в этот же день и час, ее извлекли, и Раба была живой.

Но больше всего укрепилась за ребе Вандалом слава исцелителя заколдованных женихов. Тех, кто в первую брачную ночь не исполнил соответствующий обряд, кто не ударил пинком ноги двери спальной комнаты, не опрокинул кувшин с водой у порога новобрачной, кто не стал мужем своей жене и получил из-за этого гнусное прозвище, ибо гордость его и мужское достоинство навеки опорочены и уязвлены: некий джинн или черный маг связал в узел нитку, вытащенную тайком из его одежды, либо бросил в омут лист с заклятием, либо нафс [74] Нафс — в исламе животная (страстная) душа человека, а также джинна. Она всегда следует за прихотями тела, повелевает человеку только исполнение плохих деяний. Она также является домом и источником всего отрицательного. Для человека нафс считается большим врагом. плюнул на пол, либо кто-то подвесил жениху косточку удода… Взяли птицу на кладбище, развели в полночь огонь на могиле и, отвернувшись, убили удода. Убили и опустили в кипящую воду, варили, варили долго, покуда не остались голые косточки. Эти косточки вынули из котла и бросили в реку. И та косточка, что поплыла, — волшебная…

В те дни, полные страха и ожидания, когда Раба лежала в могиле, а все плоскогорье считало дни ее погребения, и люди заключали пари, выйдет ли Раба живой, Дандо поведал мне тайну своей печали. Толстяк Дандо с лицом навеки уставшего грузчика, мой заряжала и мой боксер, с которым стряслось нечто похожее.

В ночь его свадьбы Дандо, сопровождаемого весельем друзей и громкой пальбой из ружей, втолкнули в спальню и больно кольнули булавкой. Когда же он снова вышел к друзьям, рассевшимся тут же за дверью, то на вопрос: «Хамам ав гураб?», что означает «Ворон или голубка?», — Дандо лишь горько и безутешно заплакал, а весь дом сотрясся от криков отчаяния… Сначала казалось, что слабость продлится недолго, но это держалось стойко, ввергая бедного Дандо в пучину отчаяния. Он побывал для начала у знаменитого чудотворца, где прикладывался губами к его перстню: «Я прибегаю к силе Аллаха, я прибегаю к могуществу Аллаха, я прибегаю к словам Аллаха…» Потом он поехал в святой город Анн, где настоятель мечети лечил его молотком: взял молоток, обмотал его шерстяной ниткой и бросил в Ефрат, полагая, что нитка всплывет и это сразу вернет Дандо неукротимую силу быка. После этого он побывал в Самарре, где знаменитый имам клал его на живот, прыгал на спину и громко выкрикивал заклинания из Корана: «Если спросят тебя о грехе — Аллах разрушит твой грех полностью!» — и прочитал после этого ровно двенадцать раз: «И снимешь оковы с наших сердец!», посыпая порошок в воду вместе с кусочками сурьмы. А еще побывал Дандо в окрестностях Рамади, где его лечили яйцом от черной курицы, на котором колдун писал магические слова. Таких яиц было сварено три — одно ему, второе невесте, а третье рассечено пополам, и оба съели по одинаковой части. Словом, вконец отчаявшись, жена Дандо повесила себе на шею большую жемчужину, именуемую рыбьей слезой, была у кази и взяла развод. Развод, правда, временный, но через год он должен стать окончательным.

В день извлечения Рабы из гроба, когда на всех высотах и скалах забили «барабаны тревоги», и началось веселье и празднество, и все плоскогорье дрожало от конских копыт, ибо весь этот день и еще три дня продолжались скачки, палили в воздух из карабинов и пускали в небо дрессированных соколов, и весь народ от мала до велика нарядился в лучшие одежды, а тонкий, серебристый воздух был наполнен беспрерывными песнями и игрой на музыкальных инструментах, я отвел Дандо в молодой дубняк, посадил на ящик и поведал ему об удивительном свойстве «халифа Язида» источать целительные флюиды.