Эли Люксембург - Десятый голод

Но однажды, спустя час после полуденной молитвы, мы вдруг увидели далеко впереди свет. Он проникал сквозь слабые щели в скалах. Мы закричали и побежали — это был конец! Конец тоннеля главы династии Саманидов — выход на плоскогорье Буль-буль Зор-сай, как и сообщал об этом пергамент.

Мне и Диме ребе велел приступить к расчистке. Сдвинуть же камни с места было под силу только циклопам: мы с Димой стояли и жалко переглядывались… Вдруг выступил Фудым и удивился, чего мы стоим? Почему не исполняем приказ ребе? «Вы знаете, какие камни мой сын передвигает в Иерусалиме — стотонные блоки! Одним движением пальца! Я верно говорю, ребе?» И ребе подтвердил, ребе сказал, что именно так обстояло дело при возведении Храма, целые глыбы перемещались по воздуху: «Плыли в воздухе, как пушинки, совершенно верно, Авреймалы!»

Лань моя, и снова случилось чудо: Фудым нагнулся, взявшись за огромный валун, камни тронулись и поехали — один он расчистил проход!

Сраженные солнечным светом, мы валимся на траву. Я дышу жадно горным, чистейшим воздухом, и кружится голова. Дышу запахом мяты, полыни, а вся душа моя потрясена видом проплывающих в ослепительной голубизне, белых, как лебеди, облаков… Рядом лежит Мирьям и плачет. Я отстегнул ей каску, снял с нее куртку, башмаки — положить на сырую землю растертые в кровь ноги…

Помню, как пели птицы в листве чинар и арчевника, как припекало солнце и ветерок шевелил стебельки колючего сухостоя. Потом увидел наше имущество: в целости и сохранности, крепко, по-хозяйски увязанное. Лань моя, как ребе и обещал, на каждой стоянке мы находили его, наше имущество, и каждый раз я этому поражался, пытаясь постичь, что за имя этому легиону, доставлявшему вперед наши грузы!

Мы лежим на нежной траве, лежу и я, ощущая каждой клеточкой тела безмерную тяжесть вселенной, и слышу вдруг дикий, индейский вопль Фудыма, подбросивший всех нас в воздух:

— Ребе, да мы же у цели — Иерусалим! Я так и знал, что вы сократите нам расстояние.

Мы повскакали на ноги, жадно глядя вдаль, сквозь густой кустарник, где безбрежная степь простиралась до самого горизонта. Сразу отсюда, в километре от нашего ущелья, виднелся поселок… Лань моя, это было как раз то, что вам нужно, — военный поселок: гигантские мачты антенн, чаши радаров, грузовики, бронетранспортеры. А чуть в стороне лежала серая лента бетона и ровный рядок истребителей. Даже отсюда легко читались огромные цифры разметок на ленте, виднелась башня, конечно, диспетчерская, а с той стороны — танкодром, весь изъеденный гусеницами… Словом, закрытая, секретная зона подземных ядерных испытаний, и мы, моя Мата Хари, в нее проникли, вот и все! И только сзади, за нашими спинами вздымался горный кряж Али-Езди, как и было в пергаменте сказано, а Иерусалимом и близко не пахло.

Заночевать в этом месте или разбить просто бивуак было слишком опасно. Кто их знает, эти радары, а не прощупывают ли они каждую складочку гор, каждую пядь этой желтой безбрежной степи? Да так, что мышь у них не проскочит!

Гора, из которой мы вышли, которая нас «родила», была вся из зеленого кремня. Лежали повсюду целые терриконы щебня, тут и там по всему склону виднелись устья многих пещер. Но цепкий, рыщущий мой глаз искал здесь намеки на белый мрамор либо окаменевший известняк, хотя бы…

— Куда нам дальше идти? — спросил меня Дима. — Что там в шпаргалке твоей сказано?

Так он называл мой пергамент, скотина! Так называл он мое сокровище, рогоносец!

Я извлек пергамент из кожаного чехла у себя на бедре и стал читать: «Из-за сплошных пещер гора здесь выглядит как соты, это Пянджир, Пятихолмие. Что же касается благородных металлов, то серебро таится в недрах горы Беги-Джехан, что означает Узор мира… Выходят на поиски и золотоискатели: ночью, при лунном свете надо идти по течению ручья, отмечая себе все блестящее. Дорога будет казаться засыпанной, поросшая бледной травой. Местами надо ползти, местами идти пригнувшись. Вход в пещеру твою будет сиять, подобно китайскому фарфору. А ночью — как матовый бархат — переливаться в пунцовый…»

Ребе лежал на траве, поигрывая веточкой с крохотными фиолетовыми плодами. «Дети мои, не ломайте голову! — сказал он нам. — Давно ничего здесь не светит, подобно китайскому фарфору». И показал веточкой на ближайший холм с остатками древней цитадели. Сказал, что это Дарван-Ахаз — Железные ворота, обсерватория великого Улугбека [25] Улугбек — правитель Самарканда в XV веке, математик и астроном. .