Эдуард Лимонов: Философия подвига

В этой книге люди жёсткие. Нетерпимые, быть радикальнее их — невозможно.

Нечаев — архетип революционера, непревзойдённая никем мрачная демоническая фигура тотального революционера.

Че Гевара в сравнении с Нечаевым — слащавый тенор, в нём нет безжалостности, в Че Геваре.

Поганая тварь — Достоевский, создавший карикатуру на Нечаева в «Бесах», именно в этой своей злобной ипостаси очернителя благородного Демона Достоевский наиболее отвратителен.

Достоевский раскрывает свою подлую душонку продавшегося за монаршьи макароны, раскаявшегося фрондёра именно в «Бесах», где он умудрился испачкать желчью и неверием всё самое самоотверженное, что было в русской жизни того времени. Всё героическое.

Революция опровергла Достоевского и подтвердила Нечаева.

История идёт дальше, превращая гибельные идеи прошлого в блистательные трагические гениальные подвиги настоящего. Человечество прошло свой путь от жалкого Бога, болеющего о всех больных, к новому Богу, требующему гибели всех больных.

С человеческой точки зрения это очень плохая книга. Со сверхчеловеческой точки зрения это единственная современная книга, которая не нагоняет скуку, вызывает жуткие чувства освобождения.

Для написания этой книги я обильно пользовался цитатами и выписками из других книг.

Как видите, я это заявляю демонстративно и делаю это, поскольку биографии и детали биографий всех без исключения исторических личностей, на которых я обратил внимание, лучше исследованы другими.

Мне, да потрать я и десяток лет на исследования, никогда бы не удалось выудить из глубин истории то, что знали из первых рук люди, лично знавшие Нечаева, или, как Савинков, — Ваню Каляева, например.

Невзирая на то, что я пользовался материалами и текстами других — моего в «Философии подвига» не мало, но много. Я сообщил этому собранию радикалов смысл, увидел у них общие черты и выделил из человечества таким образом особый и редкий тип «человека подвига». Фанатик, такой человек пренебрегает своей жизнью.

Человек подвига совершает свой подвиг не ради человечества, как принято благообразно предполагать и учить в средних школах, а просто потому, что его энергетика заставляет его делать это. Без цели, но такие люди всегда умудрялись сбивать с толку человечество. Этим они и интересны.

Я не их противник, ни в коем случае.

Я, пожалуй, один из них.

Э. Лимонов

Его арестовали 22 августа 1793 года по приказанию Коммуны. Обыск прошёл 23-го.

27 августа его освободили под ответственность фармацевта и сапожника, но 5 сентября вновь арестовали. В этот раз — Комитет общественного спасения парижского департамента. Его декларировали подозреваемым и отправили в тюрьму Сант-Пелажи. За ним арестовали его товарищей — Леклерка, Лакомба, Варлета и распустили Клуб женщин, на который опирались «бешеные».

Его газета «Публицист Французской Республики» — публикация прекращена.

Он переведён в тюрьму Бисетр, самую населённую из тюрем той эпохи.

Из глубин тюрьмы он аплодирует репрессиям власти против церкви.

23 нивоза II года революции (12 января 1794) Жак Ру предстал перед трибуналом коррекционной полиции в Шатле. Трибунал признал себя некомпетентным и отправил его в Революционный трибунал.

Слушая своё обвинение, которое предвосхищало фатальный и скорее оскорбительный для него приговор, он ударил себя небольшим ножом, спрятанным в одежде, пять раз под сосок левой груди. Окровавленный, он был доставлен в Зал Совета, где его допросили в ожидании хирурга.

Состоялся следующий диалог, который мы имеем, поскольку он сохранился в протоколе:

— Почему Вы покушались на Вашу жизнь (Ваши дни)?

— Уже давно я пришёл к решению принести в жертву мою жизнь, но оскорбления и ужасная жестокость моих преследователей меня окончательно возбудили перейти к делу.

— Трибунал ещё не вынес своё решение по Вашему делу, они лишь отправили Вас к компетентным судьям.

— Я не имею никаких жалоб на Трибунал, он действует согласно закону, но я действую согласно моей свободе (воле).

— Вы не должны бояться появиться перед Революционным трибуналом. Марат, которого Вы считаете Вашим другом, предстал перед Трибуналом и вышел триумфатором.

— Между мною и Маратом существенная разница. Марат не имел моей энергии, и его не преследовали, как меня. Я презираю жизнь. Я войду счастливым и спокойным к друзьям свободы в будущей жизни. Я вам рекомендую моего маленького сироту Масселина, которого я принял у себя. Я прошу, чтобы перед тем как завершить мою карьеру, на меня надели бы красный колпак и чтобы президент Трибунала удостоил бы меня поцелуя мира и братства.