Евгений Водолазкин - Соловьев и Ларионов

Удачной идею считали, однако, не все. Это стало очевидно, когда на рассвете опоздавший отряд выстроился возле Ореанды . Солдаты выслушали объяснения генерала и хмуро подтвердили свою готовность повиноваться его приказам. В сущности, это не были ни объяснения, ни приказы. Генерал ничего не объяснял и уж тем более не приказывал. Он просто говорил о том, что, по его мнению, лучше было бы сделать в данный момент. Солдаты мало что понимали в происходящем, и можно лишь догадываться, что за мысли относительно состояния полководца закрадывались в их головы. Угрюмость их была, что называется, налицо, но инерция почтения к генералу удержала их от непослушания. В конце концов, собственных планов спасения у них тоже не было.

С группой всадников, одетых в татарские костюмы, генерал отправился к въезду в Ялту. Всадники красиво покачивались в седлах, как и пристало тем, кто привык к лошади с детства. Генерал вспомнил, что одна из лошадей била копытом, обрушивая в ущелье дождь мелких камешков. Один из кавалеристов тут же заставил бить свою лошадь копытом, и генерал одобрительно кивнул. Он узнавал петербургскую школу выездки. Ударяясь о выступы ущелья, камешки летели даже лучше, чем в детстве генерала. Остальные всадники шли тихим тротом. Генерал придирчиво прислушивался к звучанию копыт. Звонкое цоканье на каменистой дороге перемежалось с глухим стуком на поросшей плющом обочине. В этом ритме не должно было угадываться волнение. Это был ритм людей, далеких от войны. Сегодня вечером из ближайшей татарской деревни им должны были привезти кумыс. Генерал хотел, чтобы они ехали с кумысом. Ему казалось, что он предусмотрел всё до мелочей. На него смотрели с нескрываемым удивлением. Когда он уже отъехал, капитан Кологривов пояснил солдатам:

– На том, что уже однажды состоялось, лежит печать проверенности. Делайте, как он велит.

– Нельзя дважды войти в одну и ту же реку, – возразил прапорщик Свиридов.

Он ушел на войну с третьего курса философского факультета.

– Не важно, в какую реку мы входим, – сказал капитан Кологривов. – Главное сейчас – не утонуть.

Пришпорив коня, он поскакал вслед за генералом. В этот день им предстояло многое успеть. Прежде всего на углах нескольких улиц были поставлены новенькие будки для чистки обуви (стоявшие ранее были в холодную пору разобраны жителями на дрова). Будку на Морской генерал приказал передвинуть от угла на пятьдесят метров: в его детстве она стояла именно там.

В будках разместились чистильщики обуви, овладевшие профессией в ускоренном порядке. Вспомнив кадетскую выучку, генерал лично показал им, как правильно чистить обувь. Он призвал их не злоупотреблять ваксой, поскольку избыточное количество ваксы не позволяло добиться необходимого блеска. Из банки ее следовало набирать самым краем щетки. Генерал продемонстрировал обучаемым правильные приемы работы щеткой, а также натирание начищенной обуви бархаткой. Для людей, два года не державших в руках ничего, кроме винтовки, обувь они чистили вполне неплохо.

Группа лиц была поставлена генералом для починки мостовой на Аутской. По его просьбе городскими властями на Аутскую (против церкви св. Феодора Тирона) были отправлены две подводы булыжников. Круглых и необработанных булыжников (их называли кошачьими головами ) генерал просил не присылать. Он заказывал высшего качества брусчатку, тесаные гранитные кубики.

В городской управе попытались обратить внимание генерала на то, что в районе церкви св. Феодора Тирона мостовая недавно ремонтировалась, и предложили произвести починку нижней, основательно разбитой части Аутской. Детские воспоминания генерала, однако, указывали на избранное место, что, собственно, и не позволило ему согласиться с доводами городских властей. Для установки новых булыжников он порекомендовал выковырять старые.

Генералом были вновь открыты два брошенных хозяевами магазина – обувной и кондитерский. В их штат было командировано в общей сложности десять человек. Ввиду развала обувного и кондитерского производства продавать в этих магазинах было нечего. Да, строго говоря, и не за что: деньги стремительно превращались в бумагу. В краткой напутственной речи генерал подчеркнул, что отсутствие товара – явление временное, поскольку и обувь, и сладости востребованы при любом строе. Будут ли при новом строе деньги, он не знал. В честь открытия кондитерской генералу подарили леденец на палочке, в котором при внимательном разглядывании угадывался петушок. Это был единственный обнаруженный в магазине товар. Петушок пах пережженным сахаром и не имел цвета. Выйдя на улицу, генерал отдал его мальчишке – разносчику газет.