Миколас Слуцкис - Древо света

— Твой муж?… Такой серьезный… тихий человек…

— Не муж виноват, я. Он… другую любил. А я согласилась выйти за него, зная, что не меня…

— Говоришь, дочка… без любви… не жизнь?

— Не знаю. До седых волос дожила, а не знаю. Поспите! Утомила я вас своей болтовней. В больницу хоть и не хотите, а придется…

— Дети… дети… наши большие… грехи…

Елена подтыкает одеяло и уходит.

В лицо ударяет солнце, так много солнца, что на глазах выступают слезы. С недовольно нахмуренным лбом встречает ее Статкус, пальцем смахивает с ее губ слезу. Плакала?

— Что она тебе сказала? Па тебе лица пет.

— Сказала… Дети — наши большие грехи… Сказала! Елене надо выплакаться. Статкус не идет за ней.

Дети? Неринга? Где ты, моя девочка? Нерюкас!

Не ее ли тень мелькнула в кошмарном сне? Не ее ли имя подает нить надежды?

Где она? Воскресенье. Бескрайняя унылая пустыня, которую невозможно одолеть, а Неринги нет.

— Может, на кладбище сходим? Приведу в порядок отцовскую могилу.

— Ничего веселее не придумала?

— Ладно, на кладбище в другой раз, — соглашается Елена, как того желает Статкус, и улыбается. — Открылась новая выставка керамики. Осмотрим, в кафе пообедаем. Ты, я, Неринга. Подходит?

Показаться с Еленой на улице — все равно что выйти погулять с магазинным манекеном. Всех направо и налево одаривает красивой пустой улыбкой. Откуда столько знакомых? С Нерингой он прогулялся бы охотнее. В последнее время стала вести себя приличнее. Не бросилась травиться, когда он вынудил дать отставку кретину Валдасу, тому, из кино. Глупость какая — травиться! Время ст времени надо осторожненько нажимать на эту мозоль, чтобы и впредь неповадно было…

— Не хочешь — не надо, — продолжает приводить в порядок квартиру неутомимый манекен, успевающий за воскресное утро переделать уйму различных дел. — Покопался бы в старых бумагах. Тебе — не мне! — воспоминания писать.

— Подождут. Не собираюсь пока ноги протягивать.

— На крайний случай еще одно культурное мероприятие, — тараторит Елена. — Прогулка с Нерингой. Погода замечательная!

— С Нерингой? Где ты видишь Нерингу?

Странно, все утро ее не слышно. Это каменное, с опущенными ресницами лицо в желтоватых сумерках квартиры — по воскресеньям в квартире всегда серая желтизна — принадлежит Неринге? Дочь и не шевельнулась, когда ее позвали, хотя волосы не падают на уши. Слипшиеся, неопределенного цвета космы — ее волосы, журчавшие ручьем, пахнувшие распустившейся среди зимы сиренью? Сидит, втянув голову в плечи, где же былая стать этой горбуньи, где гордо откинутая головка, высокая грудь, притягивавшая мужские взгляды?

— Слышишь, Неринга, что мамочка говорит?

— Слышу.

— И что же?

— Ты действительно хочешь прогуляться, папа?

— Гм. Честно говоря, не знаю.

— А я знаю. Не хочу.

— Чего?

— Не хочу воскресений. Не хочу видеть людей. Не хочу прогулок.

— Почему? Я в твои годы…

— Скучно слушать. Скучно объяснять.

Бледные, увядшие губы. Кажется, их с легкостью можно стереть с лица ладонью. Ни в голосе, ни в поведении никакого вызова, лишь усталость, равнодушие. Глаза опущены, руки что-то делают. Но Статкусу внезапно приходит в голову, что сущность ее — та, заливавшая его гордостью и радостной тревогой! — таится где-то в забвении, возможно, очень далеко, ее не дозовешься скрипящим от нетерпения голосом. Сама Неринга этого не чувствует — уставилась в зеленоватый кружок, ее пальцы непрерывно шевелятся, в них мелькает крючок.

— Что это она делает? — Вопрос Елене.

— Вяжет, разве не видишь?

— Что? — не понимает он.

— Маленькие салфеточки. Под бокалы. Под блюдца с мороженым. Мало ли для чего.

Статкус кивает, все еще не улавливая смысла. Занятие дочери удивило больше, чем отказ погулять.

— Красиво. Стол расцветает, когда расставишь на нем такие акценты. Разноцветные. Настоящее искусство! — не сердится на его бестолковость Елена, ее стремящаяся все сгладить улыбка колет, словно острой спицей. Возникает тупая боль, охватывает все тело от ступней до макушки. Кажется, сейчас он упадет на ковер.

— Идиотизм. Не может купить в магазине?

— Для магазинов таких не вяжут, — терпеливо объясняет Елена.

Неринга не подает голоса, хотя речь идет о ней.

— Нет спроса, вот и не вяжут!

— Не понимаю, почему тебе не нравится, что девочка, вместо того чтобы где-то мотаться… Будет праздничное украшение для стола.

— Где ваши праздники? Столы? Когда надо пригласить кого-то, набрасываетесь на меня, как шершни. Свяжете и засунете в шкаф?