– Именно.
– Я серьезно. Ты заслуживаешь счастья.
– Похоже, ты разговаривал с психотерапевтом.
– На самом деле с О’Рейли. Они с Джесс сказали, что я не прав. Что пытаюсь удержать тебя.
– Они не дураки.
– Это точно. Я серьезно, Либби. Я прошу прощения. Мне правда очень жаль.
Тут я сказала ему, что все в порядке. Потому что спросила себя: а как бы поступила Шарлотта Росс? И тут же простила его. Хотя и не могла.
– Я не знала, Том, – сказала я.
– Чего? О чем ты?
– Когда я пришла домой в тот день, я была расстроена по другой причине. Я понятия не имела, что ты гей. Ты бы сказал мне, если бы не подумал, что я уже знаю?
Он посмотрел на свои руки.
– Гм. Не знаю. – Он поднял голову и встретился со мной взглядом. – Надеюсь, что да. Поэтому я и пошел к психотерапевту. Но нет, в тот день не сказал бы. А из-за чего ты тогда расстроилась?
– Уже неважно, – сказала я, борясь с желанием выбежать из закусочной, возможно, прямо под машину. Но я не хотела больше говорить с ним об этом.
– Ты был… ты влюблен в О’Рейли? – спросила я.
Боже ты мой, Том искренне рассмеялся.
– В О’Рейли? Что ты, я, конечно, люблю этого парня, но нет. Нет и нет.
– А в кого тогда?
Официантка вернулась с нашей едой. Я поблагодарила ее, не отводя взгляда от Тома.
– Так, было несколько увлечений. Но дело не в этом. Я просто… не мог больше врать тебе. Понимаешь?
Я промолчала.
– Прости, Либби, – сказал он. – Я пытался сказать тебе, но…
Я сделала глоток кофе и обожгла язык. Но все равно проглотила.
– Что ты говоришь? И когда же ты пытался сказать мне, Том?
На этот раз он не колебался.
– После того как ты заговорила о приемном ребенке, а я сказал, что не хочу. Я сказал тебе, что мне нужно кое о чем поговорить с тобой. А ты повторяла, что с тебя хватит. И если я собираюсь говорить о плохом, ты не хочешь слышать.
Я ахнула.
Он грустно посмотрел на меня.
– Похоже, ты и не помнишь.
Я сказала, что помню, но по-другому. Но теперь, впившись ногтями в ладонь и чуть не проделывая в ней дырки, я увидела тот день. Том пытался усадить меня. И сказал, что есть еще кое-что, в чем нам нужно разобраться, прежде чем снова пытаться завести ребенка. Я разозлилась – даже рассвирепела, потому что решила, будто он отвлекает мое внимание от реальной проблемы. На самом деле это я его отвлекла.
Я сделала еще один глоток кофе и спросила Тома, были ли другие случаи, когда он пытался признаться.
Он неловко кашлянул.
– Пробовал намекать. Помнишь, в колледже я говорил тебе, что мой друг Люк бисексуал? И ты сказала, что никогда не смогла бы быть с тем, кому нравятся мужчины, хоть немного.
Лицо у меня начало гореть. Хотя я не помнила Люка, я могла представить, что говорю что-то подобное.
– Я сказал себе, что буду усерднее работать над собой, чтобы стать таким, каким ты хотела меня видеть, – продолжал Том. – Я прочитал кучу книжек по психологии, искал в интернете информацию о том, как оставаться… м-м… правильным, пытался сосредоточиться на учебе и найти хорошую работу. Я всегда был без ума от тебя, Либби, и хотел сделать тебя счастливой. Ты самый светлый, замечательный человек, которого я когда-либо встречал. Этого просто…
– Недостаточно, – сказала я.
Том знал меня большую часть моей жизни; неудивительно, что он понимал даже то, чего я не говорила.
– Это не твоя вина, Либби. Не от тебя зависело, говорить мне об этом или нет. Я не хотел причинять тебе боль, но это и от лености тоже. Мы так хорошо жили. И было так легко быть половиной пары, у которой как будто бы все общее.
– И мне тоже, – созналась я. Во многих отношениях моя взрослая жизнь основывалась на нашем так называемом идеальном браке. Я бы никогда не призналась в этом отцу, но после маминой смерти наша семья из трех человек уже никогда не ощущала себя полной. В Томе я видела не только мужчину, к которому испытывала глубокое влечение, но и надежного человека, с которым можно построить новую семью. Даже после того, как наша команда из двух человек не увеличилась, как я надеялась, мы все же были единым целым: Либби-и-Том, счастливо женатые, довольные нашей общей жизнью. И я так старалась сохранить эту основу, что не желала видеть трещин, образующихся у меня под ногами.
– Психотерапевт говорит мне, что моя потребность в том, чтобы все выглядело идеальным, проистекает из детства, где все было с точностью до наоборот, – сказал Том.
Я вгрызлась в бекон, вспоминая отца Тома с его пьяными истериками и привычкой махать кулаками, и неряшливую мать, чья нелюбовь к порядку была как бы ее собственной безмолвной местью.
Читать дальше