Камилла Пэган - Жизнь и другие смертельные номера [litres]

– Нет, – твердо сказал Шайлоу. – Ты уедешь. Не принимай дурацких решений только потому, что боишься бояться.

Я глубоко зарыла пальцы ног в песок.

– Что за ерунда, – обиженно сказала я. Что он вообще имеет в виду?

– Да? Ерунда? Ты же уже борешься с болями, значит, не их стараешься избежать.

Я подумала о пузырьке с лошадиной дозой антибиотиков у меня в холодильнике.

– Да, у меня были боли, но сейчас уже гораздо лучше. Антибиотики – настоящая панацея.

– Рад это слышать. Но если боли и утихли, это не значит, что рак прошел. Думаю, ты оттягиваешь лечение, потому что не хочешь чувствовать себя беспомощной. Ты не химии и облучения боишься – ты просто представляешь себе, как страшно не знать, что будет дальше. И, пожалуйста, не выбирай худший сценарий только ради того, чтобы избежать этого чувства. У тебя есть близкие, которые тебе помогут. Я в том числе.

В глазах защипало от слез.

– Вот спасибо за исключительно неверный анализ, сеньор Фрейд.

– Это нехорошо, Либби.

– А я вообще порядочная дрянь.

– Не верю ни на секунду.

– Можешь мне верить, hombre [33] Парень (исп.). .

– Либби, – медленно проговорил Шайлоу, – я кладу трубку, пока разговор не зашел невесть куда. Пожалуйста, подумай о том, что я тебе сказал.

– Отлично.

– Спасибо. Скоро позвоню. Береги себя. – Он не сказал, что собирается на Вьекес, чтобы повидаться со мной, – а я именно это хотела услышать, – поэтому я не ответила. Но он ничего не добавил, тихо попрощался и отключился.

Когда в воздухе повисло молчание, я уставилась на свой телефон. Прошли секунды, затем минуты, но я не разрыдалась, не бросила телефон в песок, а просто сидела. Тупо.

Любовь преследует тебя, а потом пожирает, а стервятники бросаются вниз, чтобы утащить остатки. Я знала это. Прошло всего несколько недель с тех пор, как Том напомнил мне об этом.

Но я-то хороша! Взяла и вернулась назад, на ту же живодерню, а теперь сижу и удивляюсь, что снова осталась опустошенной и одинокой.

– Милагрос? Вы дома? – крикнула я через дверь, но ответом было молчание. Прошло два долгих дня с тех пор, как я говорила с Шайлоу, и я надеялась, что урок испанского поможет мне отвлечься от неудобного разговора. К тому же, хотя я никому бы в этом не призналась, я начала скучать. Я побывала почти во всех ресторанах острова, рассортировала невероятное количество ракушек и гуляла по пляжу, пока ноги не переставали ходить, – не очень далеко, учитывая мое состояние. Возможно ли делать примерно одно и то же в течение неопределенного периода времени? Тем более делать все это в одиночку? Я отправилась на Вьекес на одиночное задание, но потом появился Шайлоу, и теперь мне казалось неправильным, что его здесь нет.

Как ни странно, мне не хватало работы. Не самой работы, и уж, конечно, не Джеки, а распорядка дня. Цели. Бредя от дома Милагрос к себе, я задумалась: а какая у меня может быть цель теперь, когда я стала безработной с заметно сокращенным сроком годности? Может быть, наконец научиться готовить, или…

Резкая боль пронзила мой живот, как бы напоминая мне о моей единственной цели: выжить.

Нет-нет-нет, спорила я с самой собой, когда словцо «выжить» всплыло в моей голове. Это неправильно. Это срабатывает биологический импульс, как, например, желание продолжить род при неработающих репродуктивных органах. Нет никакого выживания. Есть только способы смириться с не-выживанием.

Сами эти мысли были утомительны, и, едва войдя в дом, я легла на кровать и закрыла глаза.

Я быстро впала в глубокий сон и через два часа проснулась помятой и охрипшей. Я приготовила себе миску консервированных спагетти в томате (в миг особого отчаяния я купила четыре банки в мини-маркете), перешла на диван на заднем крыльце, пристроила миску на животе и стала неаккуратно запихивать ложки месива в рот, наблюдая через стеклянные двери, как по воде зигзагами скользит кайтбордер. Что-то мелькнуло на периферии зрения – скорее всего, ящерица или еще один кайтбордер, но я на всякий случай огляделась в поисках предмета побольше, который можно было бы использовать для самозащиты. Потом я повернулась, чтобы посмотреть, что за зловещий преступник маячит за стеклом. На меня смотрел Пол.

Господи, помоги! Я так и упала с дивана. Пол дернул дверь патио, но она была заперта. Озадаченное выражение его лица, пока он ждал, чтобы я отклеилась от пола, сразу подсказало мне: он понятия не имеет о заглавной букве «Р». Он все еще думает, что это из-за Тома! Отлично: я могу рассказать ему, когда захочу. Я с трудом поднялась, пытаясь притвориться, что у меня нет ощущения, будто низ живота проткнули ножом. С усилием превратив гримасу в улыбку, я отперла дверь внутреннего дворика.