Амина Сафи - Не та, кого ты искал

– Откуда…

– Я знаю тебя с тех пор, как тебе было восемь. Поверь мне, – заверил Мустафа.

Лулу посмотрела на него. Он не повел и глазом. Просто сидел, твердо глядя на нее в ответ.

– Думаешь, что-нибудь могло бы получиться? Между нами? – спросила Лулу.

Мустафа пожал плечами.

– Все может быть. Но только после того, как нам стукнет по двадцать лет.

Лулу рассмеялась.

– По-твоему, ты уже не будешь жить с родителями, когда тебе будет двадцать?

Мустафа тоже засмеялся.

– Ты права. Тогда по тридцать.

– А я так не думаю, – сказала Лулу. – По-моему, я только что официально вошла в список нежеланных невесток.

– Не кори себя. Через четырнадцать лет тебя могли бы и простить.

Лулу шлепнула его по руке. Они засмеялись, блестя глазами и чувствуя полную гармонию друг с другом.

Она протянула руку, но замешкалась на полпути.

– Можно?

Мустафа пожал плечами и откинулся назад, опираясь на руки.

– Валяй. Почему бы и нет?

Лулу прикоснулась к его лицу. Его щеки покрывала тень щетины, хотя Лулу видела, что он побрился только этим утром. На ощупь он оказался именно таким, каким она его себе представляла. Она ничего не почувствовала – ни трепета, ни притяжения. Только точеная, красивая линия подбородка, покрытая щетиной.

Мустафа засмеялся.

– Вот видишь, Лулу. Уже слишком поздно для нас. Или слишком рано.

Лулу легонько ткнула его кулаком в плечо.

– Заткнись, Тофи. Только лишь потому, что ты такой красивый, не значит, что ты знаешь все на свете.

Мустафа улыбнулся широкой, озорной улыбкой.

– Согласен. Но ведь поэтому ты и любишь меня с тех пор, как нам исполнилось по одиннадцать. Ты что-то путаешь.

Лулу снова его шлепнула.

– Я не говорила, что люблю тебя. Я говорила, что была влюблена.

– Ты была без ума от меня. – Мустафа поиграл бровями.

– Мне этого никогда не преодолеть, не так ли?

– Не-а. – Мустафа все еще улыбался, глядя на нее. Потом он перевел взгляд на дом, и его лицо вытянулось. Он быстро спрыгнул с капота.

Лулу наблюдала за его движениями, отказываясь верить, что неизбежное настигло ее.

– Еще увидимся, Лулу. – Потом он повернулся и поприветствовал, кивнув с почтением: – Профессор Ахмед.

Лулу поглядела, как Мустафа возвращается в дом. Ее отец откашлялся. Она не двигалась.

– Мы принесли извинения за тебя. Миссис Сальва постаралась войти в положение. Ты меня понимаешь?

– Да, баба, – механическим голосом сказала Лулу, продолжая глядеть в сторону.

– Ты не можешь так себя вести. Ты не можешь поступать так, как тебе хочется. Мы не такие, как остальные.

– Кто – остальные?

– Ты – арабка, Лулу. Мы не говорим с семьей таким тоном.

– Она мне не семья. Эта женщина…

– Лейла, – предупреждающим тоном прервал ее Ахмед, – она нам как семья. Здесь она семья.

– Ты знаешь, баба? Ты знаешь, что она сказала?

– Это не имеет значения.

– Она назвала меня и маму шлюхами.

– Как ты…

– Как я поняла это? Несмотря на то что никто не учил меня арабскому с детства? Несмотря на то что ты сдался? – огрызнулась Лулу. – Я их нахваталась, баба. Самых разных слов. Холодно, горячо. Хлеб, курица. Поцелуй, до свидания. А, и еще шлюха. – Лулу холодно засмеялась. – Черт, да мне и не нужно, чтобы они произносили это слово вслух. Я понимаю, когда они говорят это глазами.

– Лулу, хабибти. Даже если она так сказала, все равно нельзя так делать. Нельзя оскорблять человека, потому что он оскорбил тебя. И она сказала совсем не то, что ты подумала. Она пересказывала историю. Она рассказывала об одном человеке – и нет, я не стану говорить тебе, о ком, – который использовал это слово, человеке без семьи и чести. Это старая история.

Эта правда вонзилась в Лулу, как грязный, тупой нож. Не эффективно, но кишки все равно задевает и оставляет неглубокую рану, но она, скорее всего, загноится. Лулу укусила щеку изнутри так сильно, что снова ощутила привкус крови. Эта боль помогла ей уцепиться за холодную, беспощадную ярость внутри.

– У меня для тебя новости, баба, – мы больше не в Багдаде. Мы в Америке. – Лулу не повысила голоса, но в нем слышалось что-то готовое в любой момент взорваться.

– Hayati [38] Жизнь моя (араб.). , – начал Ахмед. Она посмотрела отцу в глаза, чувствуя, что слезы вот-вот вырвутся на свободу, не зная, как долго она сможет их сдерживать. – Я приехал в эту страну ради тебя. И остался, чтобы мои дети могли стать американцами. Я мог бы уехать обратно и завести семью там. Но я не стал. Я остался, чтобы ты могла быть американкой.