Амина Сафи - Не та, кого ты искал

– Что, он бросил тебя на первом курсе? – презрительный тон Джеймса больно ужалил ее.

Лулу почувствовала себя так, будто в нее плюнули. У нее перехватило дыхание. Она попробовала сфокусироваться на своих мыслях, постаралась отпустить вину и боль, но сейчас это казалось невозможным.

– Нет, – ее голос был тише шепота, – он меня не бросал.

– Господи, Лулу, я видел тебя. Я видел, как ты приставала к Андерсону.

– Да пошел ты, – выдохнула она.

– Да пошла и ты тоже. Я не трофей в твоей коллекции. Нельзя так относиться к людям.

– Я не собираюсь пускать тебя в свое сердце. Я ему не доверяю. Хочешь мое долбаное тело? Можешь взять. Вот оно, бери не хочу. – Лулу провела рукой вдоль всей своей фигуры.

Джеймс остановился на красный свет и смотрел на нее, разинув рот.

– Ты, наверно, думаешь, будто все обо мне знаешь. Я девушка и, стало быть, ревную. Я буйная и немного развратная, значит, мною наверняка попользовались. Думаешь, Дейн разбил мне сердце? Пусть так. Ты прав. Разбил.

Джеймс прохрипел свой следующий вопрос:

– Как?

Обычно на этом вопросе Лулу сдерживалась, стараясь сохранить лицо и свою гордость. Но сейчас она слишком разозлилась. Дамба прорвалась, и Лулу изливала то, что лежало на сердце, хотелось ей того или нет.

– Первый курс. Не знаю. Это был обеденный перерыв.

– И что? – спросил Джеймс.

– И я проверила свой телефон. Это было везде, – сказала она. – Та стрельба в Париже.

Лулу не могла спрятаться от новостей и от ужаса, хватавшего за горло. Столько людей, живших в радости, юности и свободе – все пристрелены. Она стояла, неотрывно глядя на экран, стараясь не сломаться, стараясь успокоить себя тем, что таковы реалии жизни. Но это было невозможно. Она даже не могла представить себе человека, способного совершить такое злодеяние. Но кто-то оказался способен. И все изменилось.

– Ага, – проговорил он, как будто тоже потерял дар речи.

– Это было ужасно, – Лулу не могла подобрать другого слова. В голову приходили другие эпитеты, но всех их было недостаточно. А иногда их было слишком много. – Все было так странно и нереально.

Лулу, как и все остальные школьники вокруг нее, стояла, уставившись в свой телефон, как в тумане. Но потом она пошла в сторону столовой. И этот момент решимости изменил все.

Ее накрыла волна тошноты. Должно быть, последствия курения и только. Но даже Лулу не умела врать себе так складно.

– Да.

– Они говорили, что это моя вина. – Лулу глядела в окно, рассеянно рисуя на нем сердечки. – Говорили, что это были какие-то сумасшедшие арабы, или, может быть, сумасшедшие мусульмане, хотя на самом деле это были бельгийцы, но кто знает. Но, в общем, потому что это были они, это была моя вина. Как будто это сделала я. – Лулу подышала на окно, напуская тумана на свои собственные рисунки. Но очертания некоторых сердец все еще проступали. Она перешла почти на шепот. Она словно доверяла секрет этому старому оконному стеклу. – Как будто я способна на такое.

Воспоминание вспыхнуло, все еще свежее, яркое. Она прошла мимо группы первокурсников и второкурсников по пути к шкафчику Одри, и они окликнули ее. Сказали, что нападение было ее виной. Она же из Ирака, не так ли, обвиняюще говорили они. Они знали, что она мусульманка. Ее вина, продолжали они, грязная, маленькая террористка, соучастница полотенцеголовых. Впервые в своей жизни Лулу потеряла дар речи. И самое ужасное, что она слышала эти ядовитые слова не от пылающих ненавистью незнакомцев – она слышала их от мальчиков, с которыми выросла, от мальчиков, с которыми целовалась, в которых влюблялась, вместе с которыми пробовала свой первый глоток алкоголя, с которыми боролась за право владеть пультом от телевизора.

Незнакомцев она могла бы, по меньшей мере, не принимать во внимание.

Наверное, она должна была почувствовать себя так, будто ее ударили в живот. Но этого не случилось. Она должна была бы кричать, орать на них. Но не стала. Вместо этого она стояла, ошеломленная и растерянная, мучаясь вопросом, неужели все эти годы она по какой-то ужасной ошибке верила, будто принадлежит к их числу, когда на самом деле это было не так. Ее погибшие в сражении против тирании родственники сдавили слова в ее глотке. Ее сердце разбилось в тот день на тысячи эгоистичных осколков. Тому сердцу, что билось у нее в груди сейчас, тому, что она склеила обратно, недоставало кусочков в самых странных местах.

– И? – спросил Джеймс.

Лулу осознала, что уже долгое время молчит. Она попробовала пожать плечами, но у нее уже не получалось сделать это небрежно. Жест выходил слишком неестественным, слишком натянутым под весом ее воспоминаний.