Амина Сафи - Не та, кого ты искал

Лулу раскачалась сильнее. Она отталкивалась ногами все быстрее, взлетая все выше. Ее душа возликовала, как пилигрим, попавший в Святую землю сквозь врата Мекки. Но Лулу не знала всех ритуалов, связанных с этим; ее пригласили на бал дебютанток, но она не умела танцевать. Чужая среди своих. Раскачавшись до почти полного круга, Лулу прыгнула. Она взмыла в воздух и приземлилась на ноги. Она всегда приземлялась на ноги. Иного она и представить не могла.

Лулу направилась обратно в дом, снова напялив на себя свою лучшую, обаятельнейшую улыбку. Она не уйдет побежденной. И обиженной тоже. По крайней мере, не в этот раз.

Желтоватый утренний свет уличного фонаря проникал в окно спальни Лулу. Едва пробудившись, девушка почувствовала запах готовящегося внизу завтрака: сладкого кокосового масла вперемешку с луком и тортильей. Аромат был одновременно манящим и тошнотворным. Со скрипом приоткрылась дверь, и на пороге спальни появилась Эйми.

– Ты идешь, дорогая? – пропела она, при этом луизианский выговор с прононсом смешался в ее голосе с техасским. Это был ее собственный неподражаемый акцент.

Лулу что-то проворчала в ответ, и мать отошла от двери, оставив ее открытой. Свет из коридора пульсировал в глазах Лулу. Выбравшись из постели, она причмокнула губами, чувствуя во рту несвежее дыхание. Лулу медленно спустилась по лестнице и, добравшись до обеденного стола, уселась на стул. Никакой бог не заслуживал такой почести.

Ее баба, бодрый, как обычно, поглядел на нее из-за газеты и спросил:

– Как дела в школе, хабибти?

– О, нет! – Лулу потрясла головой.

– Берите ваш завтрак! – напомнила Эйми, прервав сей трогательный момент.

Ахмед поднялся, чтобы забрать свою порцию. Лулу неподвижно сидела, словно забыв, зачем нужна тарелка.

Эйми села на свой стул и легонько кашлянула. Она не соблюдала пост, но из солидарности присоединялась к их раннему завтраку.

– Завтрак готов, милая. Иди, положи себе, пока яйца не остыли. Там еще есть сыр, если хочешь.

Лулу схватила свою тарелку и встала, замерев на секунду, когда у нее вдруг закружилась голова, затем направилась на кухню. Она набрала лопаткой еды в свою тарелку и добавила сверху немного сыра. Лулу вернулась к столу и на секунду прикрыла глаза рукой, прежде чем приступить к еде. Желудок заурчал и закрутился одновременно.

– Какие у тебя сегодня уроки? – Ахмед Саад был бесстрашным человеком, прошедшим диктаторский режим и военную зону. Ежеутреннее ворчание дочери не могло нарушить его дружелюбного настроения.

– Все, какие есть. – Лулу нарочно откусила огромный кусок, надеясь таким способом закончить разговор. Сейчас ей требовались только тишина и сон.

– Тесты? – спросил отец.

– Нет, – Лулу продолжала машинально жевать, – только одна контрольная.

– По какому предмету?

– История.

– А что вы проходите? – продолжал допрашивать ее баба. Мать молчала, хорошо зная, что с Лулу лучше не говорить по утрам.

– Не знаю. – Лулу даже не хотелось вспоминать, что они сейчас проходят. Но, увидев выражение отцовского лица, она все же попыталась покопаться в памяти. – Что-то про войну 1812 года.

– А, зарождение демократии. Занятная тема. – По тону бабы можно было понять, что он имел в виду совершенно иную историю. Но все же лекции было не избежать. Он все-таки был Профессор Саад.

Лулу подавила стон. По крайней мере, она надеялась, что его никто не услышал.

– Наверное.

Еще совсем маленькой девочкой Лулу частенько с интересом слушала рокочущий голос отца, то затихающий, то вновь нарастающий, когда он говорил о триумфах и падениях исторических героев, как будто история была интересной сказкой. Эти уроки истории заменяли ей книжки с драконами и рыцарями. Но нынешним утром Лулу обхватила руками голову, надеясь таким способом унять головокружение. Ей не хотелось думать ни об американской, ни о любой другой истории.

– Зарождение американского национализма. Они только что выиграли Вторую войну за независимость, хотя это сложно назвать победой. Скорее, ничья, – ее отец говорил взволнованно, а ведь он еще только разогревался. Его лекция могла завести куда угодно: историческое значение националистической лихорадки девятнадцатого века; стремление поправить каждого, кто называл Войну за независимость «Американской революцией»; или то, как большинство американцев не помнит, что когда-то у них была война с Канадой.