Люси Кристофер - Взаперти

Мама ласково гладила меня по голове. Я зашептала ей в плечо:

– Я не могу вернуться. Пока нет. Не могу уехать.

Она крепко прижала мою голову к своей груди, обхватила обеими руками.

– Тебе и не придется, – сказала она, словно убаюкивая меня. – Не понадобится делать то, чего ты не хочешь, – уже нет.

И я расплакалась.

Все мы ехали в такси по городу и молчали. Я по-прежнему пряталась в маминых объятиях. Голова гудела от воспоминаний, я слышала, как ты рассказываешь мне про мою жизнь. Ты говорил, что моим родителям всё равно, что они заняты только собой и деньгами, говорил, что они хотели уехать. И это выходило у тебя так убедительно.

Мне пришлось сделать над собой усилие, чтобы отключиться от этих мыслей. Не знаю, что я натворила бы, если бы не прервала их. Может, выскочила бы из такси прямо на ходу и погибла бы. Папа возился с багажом и подыскивал, где бы нам остановиться. Я не сводила глаз с бетона, который проносился мимо… тротуары, здания, снова тротуары, изредка деревья. Сосредоточилась на слабом сладком запахе от маминой блузки.

Водитель подрулил к целому кварталу из темно-серых высотных зданий.

– Апартаменты с обслуживанием, – буркнул он. – Новые. Еще никто не знает, что они открылись. – Он ждал чаевых.

Мы вошли в здание; безучастным выражением лица я маскировала то, что творилось в душе. Мама взяла ключ и повела меня через вестибюль. Папа остался что-то объяснять консьержу. У меня подгибались ноги, мама помогала мне подняться по ступенькам.

Не успев войти в апартаменты, я сорвалась. Ударила кулаком в дверь, схватила первое, что увидела, – какую-то лампу – и запустила ее в свежевыкрашенную бежевую стену. Фарфоровое основание лампы от удара брызнуло осколками во все стороны. А я швырнула в стену вазу. Мама пригнулась, прикрывая голову. Ее глаза стали огромными от потрясения, она шагнула было в мою сторону, но я выставила перед собой руку, в которой сжимала первое, что попалось, – маленький вентилятор, еще включенный в розетку и работающий. Лопасти вращались, шнур туго натянулся. Я была готова разбить и его.

– Что-то не так? – Мама не сводила с меня глаз.

Я покачала головой, заливаясь слезами.

– Скажи мне, – шепотом потребовала я, – вы правда хотели в следующем году куда-то уехать без меня? Ты говорила об этом с папой?

– Что? – Мама недоуменно вскинула брови. – Нет, конечно, нет! Кто тебе такое сказал?

Она шагнула ко мне, но я отгородилась вентилятором, подняла его, готовая бросить ей в лицо. Вилка едва держалась в розетке. По моим глазам мама поняла, что подходить не следует. Меня всю трясло, я сходила с ума.

– Ненавижу, всё ненавижу, – завизжала я срывающимся голосом. – Даже его ненавижу, даже его!

Из моей груди вырвался отчаянный всхлип.

Я сказала правду. В ту минуту я ненавидела тебя за всё: за то, что из-за тебя я чувствовала себя такой беспомощной всюду, куда бы ни направилась, за то, что не владела собой. Ненавидела за все мысли и чувства у меня в голове, за смятение… за то, как я вдруг стала сомневаться во всем. Ненавидела тебя за то, что ты перевернул мою жизнь с ног на голову, а затем разбил вдребезги. Ненавидела за то, что ты вынудил меня стоять с жужжащим вентилятором в руке и орать на маму.

Но я ненавидела тебя и за другое. В тот момент и каждую минуту с тех пор, как ты меня оставил, я думала лишь об одном – о тебе. Я хотела, чтобы ты был здесь, в этих апартаментах. Хотела, чтобы твои руки обнимали меня, чтобы я видела рядом твое лицо. Хотела чувствовать твой запах. И понимала, что этого не может быть – не должно . Вот что мне было особенно ненавистно. Твоя неопределенность. Ты похитил меня, подверг мою жизнь опасности… Но я ведь тебя любила. Или думала, что люблю. Теперь всё это не имело смысла.

Я зарычала, злясь на себя. Мама осторожно шагнула ко мне.

– Такая путаница – это нормально, – прошептала она. – Порой мы… дорожим… теми, кем не следует… – Она нахмурилась, не зная, верно ли выразилась.

Тогда-то вопль и прорвался сквозь мои зубы, зародившись глубоко в груди.

– Не говори ничего! – рявкнула я. – Больше никаких слов!

Я выдернула вилку вентилятора из розетки, выставила его в вытянутой вперед руке, по-прежнему держа маму на расстоянии. Сделала выпад в ее сторону, и она отскочила, задев журнальный столик.

– Но, Джемма! – шепотом ахнула она. – Я же люблю тебя.

И я метнула вентилятор в ту же сторону, что и лампу, и он, вращая лопастями, разбился об стену.