Джеймс Фрей - Миллион мелких осколков

Привет, Рой.

Рой замолкает, смотрит на меня.

Что-то не так?

Все наше отделение смотрит на меня.

Нет, ничего.

Если что не так, скажи мне в лицо.

Мне нечего сказать.

Тогда почему бы тебе с этим жирным поганцем не заткнуться на хер?

Рой ловит воздух ртом, мужик в растерянности. Слышу чей-то смех. Я не свожу глаз с Роя, пока они с мужиком не отворачиваются. Они смирно смотрят прямо перед собой и больше не перешептываются.

На сцену выходит женщина, начинает лекцию. Она заводит речь про секс и наркозависимость, про то, что у алкоголиков и наркоманов часто существует связь между предпочитаемым наркотиком и предпочитаемым видом секса. Она говорит, что эти предпочтения могут принять опасные и извращенные формы и завести крайне далеко. В прямом и переносном смысле. Так далеко, что оттуда нельзя найти выхода и невозможно вернуться.

Лекция заканчивается, а я сижу, жду, смотрю, как все выходят, потом встаю и тоже выхожу, а каша по-прежнему камнем лежит в желудке, да и транквилизатор, выпитый за последние дни, еще остаточно действует. Я чувствую себя тяжелым, неповоротливым, но исподволь зарождается новое ощущение – оно подталкивает, требует, теребит, расшатывает, вызывает тревогу, доводит до бешенства и отчаяния. Пока ощущение тяжести перевешивает тревогу, но это пока.

Я иду в терапевтическое отделение, разыскиваю медсестру, говорю ей, что мне нужно к стоматологу, она справляется в книге внешних назначений, делает пометку и посылает в приемную дожидаться. В приемной есть окна, и я могу смотреть на улицу. Хотя уже позднее утро, все еще темно. Гремит гром, идет дождь со снегом. Ветер взметает все, что ни попадется по дороге. У деревьев такой вид, словно они хотят в укрытие. Омерзительная погода, и дальше будет еще хуже.

В приемную входит Хэнк. Он упакован в толстую, теплую, непромокаемую куртку. Ботинки на меху.

Привет, малыш.

Привет, Хэнк.

Мы пожимаем руки.

Как дела?

Получше.

Я встаю.

Бьюсь об заклад, что не особо.

Я улыбаюсь.

Да, не особо.

Готов?

Да.

Идем.

Мы выходим из приемной через короткий коридор на улицу. Фургон стоит в двухстах футах от входа, я пускаюсь бегом. Дождь со снегом и ветром впивается в кожу, холод пробирает до костей.

Открываю переднюю дверь, запрыгиваю в фургон, внутри тепло. На спинке моего сиденья висит старая, потрепанная непогодой куртка вроде той, что на Хэнке. Беру, натягиваю ее, устраиваюсь поудобнее, обхватываю себя руками. Через несколько секунд появляется Хэнк, который мог и не бежать, открывает свою дверь и садится.

Ты нашел куртку.

Сложно было не найти.

Я носил ее, когда плавал на своем судне.

Да, можно догадаться по ее виду.

Это хорошая куртка.

Сейчас самое то, что надо.

Я слыхал, что у тебя нет ничего из вещей, вот и решил, что она тебе пригодится.

Спасибо, Хэнк, я тебе очень благодарен.

Не стоит.

Я правда очень благодарен. Спасибо тебе.

Не за что.

Хэнк заводит мотор, мы срываемся с места, едем в городишко. Хэнк сосредоточенно следит за дорогой, а я смотрю по сторонам и размышляю. Несколько дней назад природа начала замедлять движение соков, готовилась к зиме и смерти. И вот она замедлила соки, приготовилась и умерла. На деревьях ни листочка, на земле ни травинки, не видно ни птиц, ни насекомых, ни зверья. Громыхает все громче, ближе, снежный дождь становится сильнее и гуще, и ветер норовит опрокинуть фургон в канаву. Хэнк не отрывает глаз от дороги. Я смотрю в окно и размышляю. Я помню подробно весь тот месяц, когда начал наблюдать за ней. Она из Коннектикута, ее отец был крупным инвестиционным банкиром в Нью-Йорке, а мать играла в теннис и бридж и была президентом местной молодежной лиги. Она ходила в престижную женскую школу в Массачусетсе. У нее были старшие брат и сестра. Друга никогда не было.

Я познакомился с ней, когда мой приятель попросил продать ему немного дури. Сам он не курил, поэтому я спросил, для кого, он ответил – для девчонки по имени Люсинда, которая живет в моей общаге, я сказал, что должен сначала познакомиться с ней, он назвал мне номер комнаты, и я нашел ее, постучался, дверь открылась, за ней стояла она. Высокая, тонкая, с толстыми косами цвета льна, глаза – осколки арктической льдины. Я не был знаком с Люсиндой, не знал, что у нее есть соседка, и рта открыть не мог, а она стояла на пороге. Она стояла на пороге.

Привет.

Я все смотрел на нее.

Могу тебе чем-нибудь помочь?

Я попытался открыть рот, но он не слушался, а сердце колотилось, руки дрожали, голова кружилась, я испугался, разволновался и чувствовал себя полным ничтожеством. Она стояла передо мной. Прямо передо мной. Высокая, тонкая, с длинными светлыми волосами, как нити шелка, глаза – осколки арктической льдины.