Джеймс Фрей - Миллион мелких осколков

Софи заканчивает отвечать на вопросы. Настроение у всех мрачное. Слова «генетика», «болезнь», «неизлечимая», «пятнадцать процентов успеха» повисают в воздухе и отравляют атмосферу, как радиоактивное излучение. Все озираются кругом. Поглядывают друг на друга. Мы понимаем – значит, после выписки отсюда восемьдесят пять процентов из нас столкнутся с теми же проблемами, которые привели их сюда. Мы осознаем, что корень наших проблем находится вне нашей власти, мы обречены.

Беремся за руки. Сжимаем руки крепче, чем вчера. Мы хотим зарядиться друг от друга надеждой, заручиться круговой порукой, как будто круговая порука способна изменить реальность. Ни фига не способна. Восемьдесят пять процентов из нас в заднице.

Заканчиваем, встаем, выходим из комнаты, расходимся. Пациенты в одну сторону, родственники в другую. Я возвращаюсь обратно в отделение, наливаю себе чашку кофе. Сажусь за стол. Утренние занятия как раз закончились, началась церемония выписки. Лысый Коротышка стоит, толкает речь перед людьми. Говорит, что все, чему он научился здесь, спасло ему жизнь. Говорит, если б не это, никогда б он не бросил пить, допился бы до смерти, потому что не раз пытался бросить, но не знал, как. Говорит, что теперь он знает, как. Говорит, что Анонимные Алкоголики, Двенадцать шагов и Высшая сила указали ему путь. Говорит, что пошел по этому пути и вернул себе жену и детей, а это главная награда в его жизни. Величайшая награда за всю жизнь. Он начинает плакать. Ему дают поплакать. Сквозь слезы он выговаривает – благодарю вас. Благодарю, что вы были рядом со мной все это время, что вы рядом со мной сейчас. Благодарю за жизнь. За семью. Она значит для меня все. Благодарю за все. Благодарю.

Пока он плачет, те, кто сидит в первом ряду, переглядываются, они не понимают, что делать и как реагировать. Кто-то хлопает. Одинокий резкий удар ладони об ладонь. Громкий, он пронзает сердца тех, кто растерянно переглядывается, как слова священника пронзают сердца верующих. Раздается еще один хлопок. За ним еще один. И еще. Аплодисменты в разных концах зала выражают всеобщее восхищение и уважение. Лысый Коротышка плачет. Зал аплодирует ему.

Он встает и улыбается. Вытирает лицо. Аплодисменты продолжаются. Леонард поднимается, салютует ему, остальные следуют его примеру. Все встают, машут, аплодируют, выражают одобрение. Лысый Коротышка улыбается шире, его лицо, его лысый череп светятся от радости – радость этой минуты смешивается с радостью от предвкушения счастливого будущего в кругу семьи. Эта радость освещает мрак его прошлого, в котором полно разных неблаговидных поступков. Я тоже встаю, хлопаю, радостно кричу. Волоски у меня на шее встают дыбом, по спине бегут мурашки. Удачи тебе, Лысый Коротышка. Я не был с тобой близко знаком, но ты показал мне, что значит плакать по-человечески. Ты смелее, чем я, чем остальные тут, чем все мы вместе взятые, удачи тебе. Возвращайся домой, будь счастлив, будь трезвым и свободным, живи той жизнью, о которой мечтаешь! Люби свою жену и детей, и пусть они любят тебя! Удачи тебе, Лысый Коротышка!

Он выбегает из комнаты. Вроде как раньше, да не так. Он улыбается, а не плачет, все смеются, но смеются не так, как раньше, совсем не так. Он выбегает свободным и трезвым. Перед ним простирается прекрасное, светлое будущее.

Аплодисменты и одобрительные возгласы стихают, все радуются и смеются, начинают потихоньку расходиться. Я вижу, как Майлз подходит к Леонарду, хлопает его по плечу, и они вместе направляются к двери. Я беру свой кофе, иду к телефону, захожу в кабинку и закрываю дверь. Поднимаю трубку и начинаю делать звонки. Звоню Брату. Он спрашивает, как мы поладили с Матерью и Отцом. Я отвечаю – лучше, чем ожидал. Он говорит – вот и хорошо, будь молодцом, они приехали, потому что любят тебя. Я говорю – стараюсь, а он говорит – вот-вот, старайся. Я говорю – конечно. Прошу его передать привет Кирку и Джулии, он говорит – конечно. Вешаю трубку.

Звоню Кевину. Кевин живет в Чикаго. Он что-то вопит в трубку, ручаюсь, что он пьян. Мне и противно, и завидно. Он свободен. Он выпивает. Воображаю стакан в его руке, спиртное на его губах, его ощущения, ощущения, ощущения. Спрашиваю – ну, как там Чикаго. Он отвечает – сейчас холодно. Спрашиваю – а мне бы понравилось в Чикаго, как он считает. Он отвечает – еще бы, тут куча темных закоулков и укромных мест, где можно спрятаться. Я отвечаю – не собираюсь я прятаться, собираюсь сесть в тюрьму. Он говорит – ты спятил, старик, на хер тебе тюрьма, не к ночи будь помянута. Я говорю – нужно отсидеть, а когда выйду из тюрьмы, приеду к вам в Чикаго. Он говорит – ну ладно, круто, если чего надо, я всегда помогу, и остановиться можешь у меня, когда приедешь к нам в Чикаго. Я говорю – спасибо, мы прощаемся. Он пьяный. Мне и противно, и завидно.