Стефани Стори - Камень Дуччо

– Я знаю, – шепотом ответил отец Бикьеллини. – Но люди теперь не столь великодушны и снисходительны, как были когда-то. Они все еще запуганы. Многие обвинят тебя в том, что ты поддался искушению дьявола, если узнают, о чем ты сейчас думаешь.

– Практика никогда не давалась легко.

– Но сейчас это опаснее, чем когда-либо.

– А я сейчас нуждаюсь в ней сильнее, чем когда-либо. Пожалуйста, помогите! Я точно знаю, что камень живой. Я ручаюсь в этом, хотя пока не слышу его голоса. Я должен пробудить его, чего бы мне это ни стоило. А для этого мне снова нужно учиться.

– У тебя накопилось множество рисунков. Пусть они служат твоей учебе. Изучай работы других мастеров, впитывай их знания. И потом, многое ты мог бы почерпнуть из книг и от наставников. Поверь, тебе нет надобности снова браться за старое.

– Мудрость – дочь опыта, – твердо возразил Микеланджело, в точности повторяя слова Леонардо. И пусть они горечью отдавались на языке – сейчас он верил в эту истину так пламенно и беззаветно, как не верил еще ни во что и никогда.

– Не забывай: у этих стен есть уши, – предостерег его отец Бикьеллини.

– Я буду осторожен. Тише мыши. Обещаю вам.

– В этом я нисколько не сомневаюсь. – Лицо святого отца смягчилось. – Но если я за что и боюсь, то не за собственную шею. Мне не будет оправдания, если тебя арестуют или, чего доброго, отлучат от церкви из-за моего попустительства.

– А будет ли вам оправдание за то, что вы не помогли мне увидеть замысел Господень в этом упрямом мраморе?

Микеланджело последовал за отцом Бикьеллини вниз по темному сырому и мрачному коридору. Масляный фонарь в руке настоятеля излучал дрожащий свет. Где-то в высоте отдавались гулким эхом их шаги, словно они ступали по дну глубокого колодца. Когда они подошли к тяжелой деревянной двери, настоятель снова спросил Микеланджело:

– Уверен ли ты, сын мой, в своем желании снова испытать все это?称

У Микеланджело все сжалось в груди. Откуда ему знать? С семнадцатилетнего возраста нога его не ступала по этому коридору, а тогда он был еще слишком молод, чтобы осознавать все возможные последствия. Уходя отсюда в последний раз, он поклялся себе, что больше никогда не вернется в это мрачное место. Однако вернулся – попирая установления церкви и законы человеческие. Если кто-нибудь узнает о том, что он был здесь, кара последует неминуемо – его изгонят из города, арестуют или казнят. Отец отречется от него. Как же он может быть уверен в том, что поступает правильно?

– Да, святой отец, я уверен, – сказал он.

Отец Бикьеллини хмыкнул в знак согласия. Вынул из кармана тяжелый железный ключ, вставил его в замочную скважину. Раздался скрежет, и замок поддался. Толчком он открыл тяжко застонавшую дверь.

Волна вони вырвалась из темного нутра помещения и окатила их. Микеланджело сморщился и торопливо зажал рукой нос и рот. Он и позабыл о том, какой тяжелый смрад стоит здесь.

Микеланджело всмотрелся в чернильную темноту. Прежде он много раз бывал тут, но сердце тяжело бухало в груди, будто он заглядывал в неведомое.

Отец Бикьеллини зажег от своего фонаря лампу и передал ее Микеланджело.

– Желаю тебе пребывать в мире с призраками, сын мой.

– Прошу, не закрывайте дверь, падре, – прошептал Микеланджело и переступил порог. Он обернулся, чтобы добавить еще что-то, но святой отец уже ушел.

Микеланджело зажег еще две лампы, и в их свете постепенно проступили контуры помещения и его содержимое. Посередине маленькой кельи с каменными стенами и единственным забранным решеткой оконцем стояли четыре длинных каменных стола. Два пустовали, на двух других лежали покрытые саванами мертвые тела.

Микеланджело потрогал дрожащей рукой окостеневшие ноги мертвеца. Ощутил, как в поясницу уперлась рука соседнего покойника, такая же окостеневшая. С которого из двух ему начать? Впрочем, это неважно, наверняка до рассвета он успеет вскрыть оба тела. Он выбрал того, который лежал справа, – просто потому, что тело этого несчастного, судя по запаху, меньше тронуло разложение.

Раскладывая инструменты, Микеланджело почувствовал озноб. В церкви стояла тишина, в каждой неясной тени ему чудился призрак. Он помнил: этот липкий страх – неизбежная часть «программы». В юношеские годы ночные кошмары подолгу преследовали его после подобных деяний. Наверное, и теперь он не избежит этого.

– Господи, помоги мне сделать, что должно. Дай мне силы и решимость. Ниспошли озарение. Раскрой мне свой замысел.