Стефани Стори - Камень Дуччо

Громкий шепот собравшихся горожан эхом отдавался в голове Микеланджело. Мог ли он осмотреть повреждения, когда толпа жадно следила за каждым его движением? Нет, он больше не в состоянии так работать – под гул ехидных смешков, подначек и язвительных замечаний. Искусство не должно рождаться публично, ему требуются тишина и сосредоточение, это сокровенный акт души, нечто личное, даже интимное. Художник нуждается в уединении.

Микеланджело вогнал в доску очередной гвоздь. Хотя к вечеру сильно похолодало, толпа все не расходилась, зрители из-за изгороди продолжали наблюдать за ним и потешаться: ему поручили ваять из мрамора, а он взялся плотничать. Но насмешки сейчас лишь подстегивали его, и он еще усерднее орудовал молотком.

Ударяя по шляпке гвоздя, он представлял, что бьет себя по голове. В какой-то момент он промахнулся и больно стукнул по большому пальцу.

– Accidente a te, Микеле, – выругался Микеланджело, выдохнув пар в холодный воздух. Из толстых обшивных досок, которые за ненадобностью были свалены в мастерской, он сколачивал высоченную, в рост колонны, ограду – от жадных глаз и язвительных пересудов толпы. Закончив ее, он просто захлопнет дверь, отгородится от всего мира, и никому больше не удастся насмехаться над ним, как прежде. И Леонардо уже не сможет запугивать и унижать его.

– Тайна – орудие дьявола! – донесся с улицы истошный вопль Джовансимоне. Младший братец еще в конце лета повадился вместе с толпой досужих зевак приходить к мастерской и развлекаться за его счет.

– Уж прости, mio fratello, больше не дождешься пищи для своих поганых сплетен, – крикнул в ответ Микеланджело. Интересно, чем займется Джовансимоне теперь, когда лишится возможности шпионить за ним? Если он так скучает, пусть найдет себе какую-никакую работу, чтобы с большей пользой коротать свои никчемные дни.

Микеланджело загнал в доску последний гвоздь и отступил, чтобы осмотреть плоды своих трудов. Для первого проекта на архитектурном поприще – не так и плохо. Углы кривоваты, да и заметен небольшой крен вправо, однако есть четыре стены и крыша над головой. На вид хибара держится прочно и послужит надежной защитой для него и его мрамора в предстоящие зимние месяцы с их затяжными дождями, холодными ветрами и ледяной крупкой. А главное – скроет его от ненасытного любопытства толпы.

Теперь можно было оценить, насколько он повредил колонну Дуччо. Предположения одно страшнее другого мелькали в его голове. Вдруг он отсек от нее слишком большой кусок? Вдруг там зияет глубокая дыра? Вдруг от его исступленных ударов в блоке образовалась огромная, во всю толщину, трещина? Или того хуже – весь камень покрылся сеткой тончайших трещинок и от первого же прикосновения резца начнет рассыпаться? Микеланджело никогда не простит себя, если окажется, что он погубил легендарный мрамор по милости собственного необузданного нрава. В этом случае ему придется убраться подальше от Флоренции и больше никогда не появляться в городе.

Он оперся рукой о стену постройки, чтобы унять дрожь в коленях, затем переступил порог и закрыл за собой дверь.

Оказавшись внутри, он разжег огонь в котле; дым от него потянулся в вертикально установленную трубу. В достаточно просторном сарайчике помещались одетая лесами колонна и все необходимые инструменты, оставалось даже место, где он мог спать и готовить себе пищу. Зазоры между досками пропускали солнечный свет, а еще имелось высокое окно, снабженное ставнями на случай дождя или снега. Правда, зимой ночевать здесь станет слишком холодно, ну да он всегда сможет пойти для этого в дом отца.

Микеланджело впервые остался с мрамором наедине.

– Давид, – тихонько прошептал он камню. Имя непривычно ложилось на язык. Мраморная колонна пока никак не соотносилась с образом Давида. – Видишь, Давид, я построил тебе дом.

Мрамор не отозвался, но Микеланджело на это и не рассчитывал. Теперь, когда они были одни, он надеялся… нет, он ни капли не сомневался в том, что камень вскоре заговорит с ним.

Микеланджело подошел ближе к мягко отсвечивающему мрамору. Явных трещин он не увидел. Положил на него ладони и принялся придирчиво ощупывать со всех сторон, простукивать, сильно надавливать пальцами в поисках малейшей слабины в зернистой поверхности. Каждое мгновение он ожидал и страшился услышать предательский треск, почувствовать, как разрывается мраморное нутро колонны, как она переламывается. Но ничего – глыба стояла, мрамор сохранял целостность. Похоже, смертельного урона он ему не нанес. Страшное напряжение в мышцах немного ослабло. Он испытал облегчение.