Стефани Стори - Камень Дуччо

– Не вы ли предрекали, что я буду гореть в седьмом круге ада?

– Признаться, я даже рад, что тебя тогда схватили. – Старик вертел на костлявом пальце тонкое обручальное кольцо из золота, единственное украшение, которое он позволял себе носить. – Если бы ты продолжал в том же духе, то навлек бы на себя еще большую беду.

– Меня могли казнить!

– Ну полно, обвинения же были сняты. – Нотариус со значением вздернул подбородок, словно это являлось его заслугой.

– Обвинения, да будет вам известно, сняли только потому, что один из обвиняемых приходился родственником матери Лоренцо де Медичи. Будь я один, меня повесили бы, не раздумывая.

Нотариус энергично замотал головой.

Кто-то попытался войти к ним со стороны мастерской. Леонардо схватился за дверную ручку и с силой захлопнул дверь.

– Когда я был начинающим художником, меня для вас как будто не существовало. Конечно, вы были важной особой, а я – мелким ремесленником, простолюдином. – Нотариус хотел было возразить, но у Леонардо накипело. – А сейчас, когда я стал уважаемым, почтенным человеком – что вы говорите о моей работе? Что она станет истинным сокровищем? Так вы пытаетесь выставить напоказ нашу давнюю дружбу? Но никакой дружбы между нами не было и в помине!

Стальной взгляд уперся в глаза Леонардо.

– О да! Полагаю, дружескими наши отношения назвать нельзя.

– Сегодня у меня очень важный день. Я должен быть спокоен. Разумен. Сосредоточен на своих заказчиках. И вы сейчас мне мешаете, а потому должны уйти. – Леонардо нарочито выпрямил спину, всем своим видом показывая, что гость не дождется от него поклона. – И будьте любезны, забудьте сюда дорогу.

Он знал: старик слишком горд и не станет упрашивать его. И тот действительно ушел, не проронив больше ни слова.

Леонардо сделал несколько глубоких вдохов. Размял плечи и шею, чтобы сбросить напряжение. Затем с улыбкой на губах направился к гостям.

Салаи ждал его под дверью.

– Я послал во двор двоих служек – пусть удостоверятся, что он убрался и не вернется снова. Вы в порядке, господин?

– Терпение ограждает нас от оскорблений, как одежда от холода. Кстати, – Леонардо снял жакет и бросил его на руки Салаи, – почему это у нас так тихо? Нам надлежит без остановки развлекать гостей.

Он стал пробираться через толпу к помосту, желая убедиться в том, что братья-монахи по достоинству оценили свое приобретение.

– Однажды, когда я был подмастерьем на побегушках в студии моего учителя, к нему явился купец, – начал Леонардо бодро и громко, так, чтобы все гости слышали его. – Он хотел купить картину, которая могла бы услаждать его взор, но выбирать ему мешали дети учителя – маленькие чертенята вопили и носились как угорелые по всему дому. «Послушайте, как это может быть? – спросил у него купец. – Вы пишете столь прекрасные картины, а дети ваши такие безобразники!» Учитель ответил ему: «Просто картины я пишу днем, а детей делаю ночью». В толпе раздался хохот. Леонардо уже протолкался к помосту, но не увидел возле него ни одного монаха. Куда это они подевались?

Салаи, пробравшийся вслед за господином, остановился рядом.

– Где же наши добрые братья?

– Ушли, – прошептал Салаи.

Леонардо прикрыл глаза. Ушли, значит. Ах, этот чертов нотариус, снова он все испортил. Леонардо сделал привычный глубокий вдох, медленно втянув носом воздух… что это за вонь – моча, что ли? Он открыл глаза.

Перед ним стоял молодой человек, да такой уродливый, каких ему еще не приходилось видеть. Грива буйных черных волос, спутанных и грязных. Бесформенный нос. Одет как крестьянин – в какие-то жалкие обноски, измаранные и драные. На физиономии – кровоподтеки, словно малый явился сюда сразу после драки в таверне. На плече болтается затасканная кожаная сума, а из кармана торчит блокнот, какими пользуются рисовальщики… Ах, так он художник, – озарила Леонардо догадка. И судя по жалкому гардеробу, не самый успешный. Что же это за напасть? Почему незваные гости сегодня постоянно прерывают его представление для избранных?

– Signore e signori, – провозгласил Леонардо, обращаясь к гостям. – Позвольте представить вашему вниманию дитя, которое, вне всякого сомнения, было сделано ночью.

Толпа захохотала, а молодой человек вспыхнул, ссутулился и, словно защищаясь, скрестил руки на груди. Было видно, что он и сам стеснялся своего вида.

– Маэстро Леонардо, для меня большая честь познакомиться с вами. – Голос глухой и грубый, под стать внешности – так грохочут в отдалении камни, когда сходит оползень. – Я скульптор, и я весь к вашим услугам.