Стефани Стори - Камень Дуччо

С задних рядов вдруг послышалось:

– Пропустите, отсюда мне ничего не видно.

Улыбка на губах Леонардо померкла. О, он сразу узнал этот голос.

Толпа расступалась перед нотариусом базилики Сантиссима-Аннунциата и смыкалась за его спиной, словно воды морские, обтекающие военный корабль. В прошлом страстный приверженец Савонаролы, старик нотариус и сейчас не изменял аскетической манере одеваться, за которую ратовал его казненный кумир, – на нем было простое черное платье без каких-либо украшений. Все то же худое и угловатое лицо, какое запомнил Леонардо, тот же острый нос, те же пытливые и отливающие сталью глаза. Стоя на помосте, Леонардо смотрел на хмурящегося старика сверху вниз, но при этом почему-то чувствовал себя жалким мальчишкой.

– Кажется, в свое время я высказался однозначно, – произнес вместо приветствия Леонардо. – Я берусь за заказ при условии, что буду избавлен от тягот вашего общества.

Ропот протеста прокатился по группе братьев-монахов, но нотариус повелительным жестом велел им умолкнуть. Он немного помедлил с ответом и наконец проговорил:

– Я пришел принести свои поздравления. – Старик перевел взгляд на картон. – Изумительная работа. Полагаю, готовая роспись станет истинным сокровищем монастырской церкви. – В своей искренности он выглядел очень правдоподобно.

– Отчего музыка больше не играет? – воскликнул Салаи и сделал знак оркестрантам.

Мастерскую снова наполнили звуки веселой мелодии, а Леонардо, спрыгнув с помоста, схватил незваного гостя за костлявый локоть и повлек к задней двери.

– Я уже год нахожусь во Флоренции, а вы выбрали именно этот вечер для того, чтобы поговорить со мной? – понизив голос, спросил Леонардо.

– Братья-сервиты пригласили меня…

– Вы могли наведаться в мою мастерскую днем, когда была возможность потолковать с глазу на глаз, однако пришли на праздник в тот момент, когда здесь собралось множество гостей. Почему бы это? Не для того ли, чтобы весь свет стал свидетелем того, как вы благородны и щедры?

Он покачал головой. Этот старый нотариус был в числе тех, кто дурно обходился с молодым Леонардо, когда тот еще не представлял собой ничего существенного, а теперь – пожалуйста, явился, чтобы смиренно засвидетельствовать свое почтение величайшему творцу современности. С момента его прибытия во Флоренцию в его дверь ежедневно стучатся такие же льстецы, желающие мелкой лестью заработать прощение за прошлые обиды.

– Я искренне стараюсь загладить свою вину перед тобой, Леонардо.

– Да конечно, как пчелка: с медом в хоботке и с ядом на жале. – Леонардо наконец вывел нотариуса из мастерской и захлопнул дверь. – И что же, вы уже не считаете меня никчемным ничтожеством?

– А я никогда и не говорил ничего подобного. Я утверждал только, что у тебя слишком много различных идей и для твоего же блага тебе следовало бы сосредоточиться на какой-то одной и довести ее до конца, а не порхать с цветка на цветок. И я очень рад, что ты наконец остепенился, – старик прижал ладонь к сердцу, – и что этот заказ столь благотворно повлиял на тебя.

Леонардо уловил во взгляде его стальных глаз плохо скрытую снисходительность.

– Думаете, это благодаря вам братья поручили мне роспись алтаря?

Нотариус смотрел в пол.

– Уж поверьте, не ваши хлопоты, а только моя репутация художника решила дело, – заявил Леонардо. – Но даже если бы я был обязан этой работой вам, неужели вы считаете, что это загладило бы все то зло, которое вы мне причинили?

– Не возьму в толк, о чем ты говоришь.

– Ой ли! – язвительно бросил Леонардо. При воспоминании о том давнем предательстве его левый глаз начал подергиваться.

Много лет назад, когда двадцатичетырехлетний Леонардо покинул студию Верроккио, чтобы открыть собственную мастерскую, в Уффициале ди Нотте [5] Ввиду распространенности содомии во Флоренции времен Возрождения в 1432 г. была учреждена особая судебная коллегия, разбиравшая обвинения в содомии, называлась Ufficiale di notte, досл. Ночная канцелярия. Прим. пер . кто-то подбросил анонимный донос; в нем сообщалось о том, что Леонардо и еще пятеро юношей предаются содомии. Этот вид любовных отношений был широко распространен во Флоренции – особенно среди людей искусства и гуманитарных наук, видевших в нем идеальный способ налаживания контактов, в том числе деловых, однако нарушителей, если их преступление было доказано, могли приговорить к казни. Леонардо всегда считал, что именно нотариус монастыря сервитов сдал его тогда властям, хотя тот и отрицал это.