Коллектив авторов - Ковчег Лит. Том 1

И вдруг я поняла, что мои соседи раздражали не столько неряшливостью и неуважением к другим, а своей нелюбовью друг к другу, усталостью друг от друга и от жизни, своей старостью. Бывало, я боролась с собственной тихой злобой к людям, заставляла себя мгновенно переменить отношение — ведь любое раздражение от гордости.

Почему я раздражаюсь на человека, злюсь на него? Почему он неугоден моему величеству? Потому что я ставлю себя выше него. Мудрость преподобного Амвросия Оптинского, как и мудрость многих других священнослужителей, сердцем не принимается, мало во мне Бога, мыслить по-христиански совершенно не умею, да и учиться не особо стремлюсь. С сожалением не раз отмечала в себе, что невыносимо далека от единственно верной истины, что в жизни меня волнуют только я, мое удобство, мое спокойствие, мое удовольствие. Смирением и не пахнет. И как Бог все еще терпит меня?

Засыпая, я размышляла о том, что моя соседка с серебристо-серой макушкой и та воздушно-святая старушка, что продала семечки, — ровесницы, а вот от одной я не смогла и яблоко съесть, а от другой сгрызла семечки, думая, что они, прежде чем попасть ко мне в руки, согрели ее ноги.

В Ростове настоящее бабье лето, двадцать градусов тепла. Мои попутчики ехали дальше, но в Ростове, как и на других станциях, вышли на улицу. Мужчина закурил, женщина, заложив руки за спину, медленно прохаживалась. Когда я со своим огромным рюкзаком спускалась с поезда, мои попутчики вдруг с ужасом поняли, что я их покидаю, и оба, не сговариваясь, подошли ко мне и не то разочарованно, не то испуганно поглядели. Мужчина, вспомнив, что меня от курева тошнит, выбросил под поезд только что начатую сигарету.

— Уже уходишь?! — Мне показалось, они едва сдержались, чтоб не вцепиться в меня. — Ты так тихо сидела там наверху, — проскрипел мужчина. — Мы с женой даже и не поругались ни разу.

И я подумала, что, возможно, стала для них чем-то необъяснимым и прекрасным, как для меня та старушка с семечками.

— Хорошего отдыха, — сказала я.

И тут страшно расхохоталась женщина:

— Отдыха! Ха-ха-ха! Мы не отдыхать едем, сына хоронить! — она достала платок и промокнула выступившие от смеха слезы.

— Че сразу хоронить, может это еще и не он! — огрызнулся муж.

Тем временем проводник велел всем вернуться в поезд.

— Не он, так отдохнем, а он, так похороним, че… Первый раз, что ли! Ну, зашлась, зашлась! Иди давай, а то в Ростове останешься!

И мужчина взобрался по ступеням и исчез в вагоне. Женщина от смеха все никак не могла ухватить поручень, а ухватив, не могла поднять ногу. Казалось, она покатится по платформе в истеричном своем смехе. Я сняла рюкзак, влезла в тамбур и оттуда ухватила мою попутчицу, а проводник толкал ее хохочущее тело снизу. Мы сумели втащить ее в поезд, я приняла на себя плотное тело неприятной мне женщины, но совершенно не почувствовала тяжести.

— Думаешь, он это?! — жадно спросила она.

И я увидела, что она не смеется, это она так плачет. Будто бы смеется, а на самом деле это плач у нее такой, не как у всех людей.

— Шесть лет уж ездим! Все не он!

Я спрыгнула, и поезд медленно поехал дальше.

В здании вокзала, у касс дальнего следования, как и было условлено, меня ожидал мой друг Вячеслав. Оказывается, центр Ростова — это холмистый уютный частный сектор, в одном крошечном домике и жил мой друг со своей матерью. К моему приезду она приготовила куриные ножки в кулинарном рукаве и потушила овощи. Господи, как же вкусно было все это после душа, после долгой полуголодной дороги! Невероятно теплая, светлая и просторная кухня, в которой каждая деталь выдает добрую красивую женщину, рукодельницу, хозяйку. А клочок земли, который принадлежал им в качестве сада, она засадила цветами, сделала беседку, в которой мы с Вячеславом вечером пили чай, укутавшись во флисовые пледы. Перед сном уложили рюкзаки и в девять легли спать. В четыре утра мы с трудом впихнули туристический скарб в небольшой багажник «акцента» и отправились в наше опасное путешествие.

К подножию Эльбруса, на высоту 2350 метров над уровнем моря мы прибыли в два часа дня. Поставили машину на стоянку и заселились в крошечную гостиницу на восемь номеров. Отрадно, что основной поток туристов схлынул, людей было мало. Любезная Танзиля, хозяйка гостиницы, приготовила для нас хычин — сухая лепешка, припорошенная тертым картофелем, с фаршем или сыром. Приятным сюрпризом стало то, что в неограниченном количестве проживающим полагается чай, заваренный на изумительных травах! Ну а настоящим чудом стало варенье из молодых шишек! Шишка, оказывается, внутри очень нежная, сладковато-хвойная, терпкая. Никогда бы не подумала, что у шишки, простой сосновой шишки, такое мягкое, вкусное нутро. И лишь старясь и ссыхаясь, она раскрывается своими чешуйками, и ею можно, к примеру, топить печь. Так или иначе, шишка служит человеку: пока она молода и зелена, ею можно лакомиться, как только она состарится, ею можно согреться. Нужно только не лениться, выйти и собрать — лес рядом. Молодые шишки заливают крутым кипятком и сутки отмачивают, тогда из них уходит горечь.