Коллектив авторов - Ковчег Лит. Том 1

Зная, что другим путем оттуда выйти нельзя, я решил переждать какое-то время, присев на бетонный цоколь ограды. Курить в столь опасной близости от родной школы я боялся, посему сидел просто так, поглядывая на часы, будто кого-то жду. Спустя минут десять я юркнул в щель: ступая медленно и осторожно, добрался до той площадки, где по кругу стояли ящики; выглянув из-за куста, я Коли не обнаружил. Несколько озадаченный, я присел на корточки, хотел закурить, но раздумал и затаился, прислушиваясь.

Так прошло еще несколько минут. Мелкая листва надо мной тихо-тихо трепетала, ее живая тень ажурной сетью покрывала сухую землю, мои руки; было даже прохладно. И тут я услышал негромкий протяжный голос, звучавший почти на одной ноте: уа-уа-уа-уа… При всей своей странности звук походил на песню, заунывную и успокаивающую. Он доносился из дальнего угла тупика, из-за самых густых кустов. Стараясь не дышать даже, едва ли не ползком я стал пробираться меж оградой и низкими ветвями, переплетавшимися с чугунной решеткой. Подняв голову, я в двух шагах от себя увидел Колю. Он сидел на корточках, прислонившись спиной к глухой стене, и качал на руках большую розовую куклу, голую и совершенно лысую. Давно разучившиеся закрываться ее стеклянные голубые глаза смотрели на мир удивленно. Личико, которое не портило отсутствие волос, выглядело миловидным и, благодаря приглушенному мерцанию тени, почти живым. Коля, без сомнения, укачивал ее и пел колыбельную. Рядом с ним на земле меж двух кривых ветвей стояла игрушечная детская коляска без колес, внутри она была набита свежей зеленой травой, в изголовье лежал свернутый носовой платок, второй платок, очень большой и более чистый, висел на одной из веток, — видимо, он служил одеялом. Два желания боролись во мне: естественное — заорать и расхохотаться в голос и необъяснимое — смотреть и не дышать. Оба эти желания, внешне противоположные, на самом деле имели истоком одно и то же: я был очарован этой сценой, которая на самом деле должна была выглядеть необыкновенно смешной. Но почему-то таковой не выглядела; потому мой человеческий интерес поборол коллективистский инстинкт, благо я был один. Что-то очень трогательное было в этой большой нелепой фигуре больного ребенка, качавшего на руках лысую куклу. Я вдруг с невероятной отчетливостью понял, что он родился ребенком и ребенком умрет, у него никогда не будет настоящих детей, той любви, следы которой мы с отвращением и тайной завистью находили именно здесь, в этом заросшем тупике, где, оказывается, в сосредоточенном одиночестве Коля баюкал дитя; едва ли зная вообще, откуда и как берутся дети, он совершал какие-то почти материнские действия, подсмотренные им в этом мире, враждебном, не принявшем его и лишившем изначально столь обыкновенных, казалось бы, радостей. Каюсь, на мгновение я ощутил себя счастливым. Но именно на мгновение. Допев, Коля осторожно уложил куклу в коляску, снял с ветки платок, стряхнул его и покрыл им тельце, подоткнув с боков. Он улыбался и беззвучно шлепал губами. Откинувшись спиной к стене, он поднял глаза. И тут наши взгляды встретились.

Я испугался, что он сейчас закричит. Но он не закричал, только глаза его еще более сузились, зрачки расширились, рот раскрылся, и от правого угла его заструилась слюна. Коля зачмокал губами, словно что-то пережевывая и тяжело глотая.

— Привет, Коля, — сказал я так, будто просто встретил его на улице.

— Иди-иди, — проговорил он, захлопав себя по ляжкам. И заухмылялся таинственно: я понял, что он узнал меня. И что он меня не прогоняет, а зовет.

Я смело протиснулся ближе.

— Твой ребенок, Коля, да? — спросил я, неестественно улыбаясь.

— Сын, сын, — ответил он, любовно глядя на спящую с открытыми глазами куклу.

Конечно, явные признаки пола у куклы отсутствовали, но по всему это была все-таки девочка. Спорить я, однако, не стал.

— Сад, мой сад, са-дик, — проговорил Коля, разводя руками и смотря по сторонам.

— Это твой сад, Коля?

— Да-да, сад, са-дик.

— Детский садик?

— Не-не, сад, сад, мой, — коротким большим пальцем он ткнул себя в грудь, — мой сад, са-дик.

— Здесь растут твои деревья и кусты?

Он радостно закивал.

— И ты здесь растишь своего сына?

Он опять закивал.

— И он здесь, когда подрастет, будет у тебя гулять?

Коля соглашался.

— А где твоя жена, Коля?

— Не нада, не нада, — испуганно посмотрел он по сторонам, словно опасаясь появления этой страшной, пугающей, все путающей в его мире какой-то жены. Сам по себе отец и мать.