Иван Борисов - Неразумные головы Змея Горыныча [Авторский сборник]

Девочка успокаивала себя надеждой: скоро дверь заскрипит, кто-нибудь войдёт, выпустит её на свободу и исполнят её мечту. Но почему-то никто не заходил, хотя уже много раз наступала ночь, в башне становилось темно и страшно. Днём мыши боялись человека, а ночью начинали шуршать в мешках, бегали по полу и противно попискивали.

Однажды девочка проснулась и, свесив ноги с деревянных досок, на которых спала, увидела на полу рассыпанные семена. Наверное, мыши прогрызли один из мешков с семенами, который незадачливые стражники по ошибке внесли в башню, и растащили по всему полу семена.

Девочке стало грустно, она вспомнила свои цветы в саду, которые поливала, пропалывала, оберегала от холода, и она заплакала. Слёзы текли по лицу, капали на семена, и семена переворачивались от их прикосновения. Девочка не замечала этого. Потом успокоилась и собрала на солнечном пятне рассыпанные семена, села рядом и стала ласково перебирать их мокрыми пальчиками.

Через несколько дней она заметила у семян зелёные ростки с двумя лепестками. Самые настоящие зелёные листочки, которые она видела весной на грядках своего любимого сада. «Семена проросли. Это, наверное, от моих слёз», — подумала она и снова заплакала.

Ростки вытягивались с каждым днём. И девочке было теперь не так грустно одной, как прежде.

Просыпаясь по утрам, она приветствовала зелёные стебельки, смотрела, насколько они подросли за ночь, поливала водой и усаживалась рядом. Начиналась бесконечная беседа с растениями. Говорила и спрашивала только девочка, а ростки молчали. Она знала, что цветы не умеют разговаривать, и не обижалась на них. Пол в башне был из плотной глины, и на нём корни цветов сплелись между собой, образовав густой ковёр.

Перед сном девочка поливала зелёные ростки водой и спокойно засыпала с мыслями, что завтра они ещё больше подрастут и она снова будет говорить с ними.

Дни шли и шли. Через толстое стекло в потолке пробивались по очереди то тёплые солнечные лучи, то холодный свет луны.

На некоторых растениях распустились бутоны, и от этого девочка ещё больше повеселела и перестала плакать. Она без конца гладила длинные стебли, а ночью, когда просыпалась, своим дыханием согревала личики цветов. Девочка мечтала о том, что, выйдя из башни, она возьмёт с собой все цветы, посадит их на самой лучшей и самой просторной клумбе в деревенском садике.

Король терпеливо ждал окончания срока заточения маленькой пленницы, чтобы своими глазами взглянуть на то, что останется от злосчастной девчонки. И вот срок истёк. Король вырядился в самые пышные одежды, в окружении свиты поднялся по широким каменным ступеням в башню.

Стражники взломали замурованную дверь, и король, готовый увидеть груды дохлых мышей и бездыханное тело девочки, вдруг… сам рухнул на пороге. Он не ожидал увидеть подобное, и сердце его разорвалось от недоумения и злобы. В середине мрачной камеры стояли яркие цветы, испуская благоуханный аромат. Около них сидела живая улыбающаяся девочка. Она была очень рада, что за ней наконец-то пришли.

— Фея, это фея! — изумлённо и с трепетом восклицали стражники. — Нас поразит гром, если мы коснёмся её хотя бы пальцем. Она достойна королевского престола.

Девочка вспомнила тот день, когда её отняли у мамы, и подумала: «Вот зачем меня столько дней держали в башне! Это для того, чтобы сегодня я стала королевой». Девочка верила в сказку.

Она ведь не знала, что король хотел погубить её в заточении. Цветы же не позволили ей умереть, давая каждую ночь свежий воздух.

А вскоре большой королевский изумруд украсил маленькую золотую корону на голове девочки — настоящую корону, как в книжке. Её заветная мечта исполнилась.

Алтайский петух по имени Пётр устал от своей петушиной жизни. Всё вокруг ему надоело. Намозолил глаза двор, измеренный шагами вдоль и поперёк. Прискучили приставания наседок: «Петруша, взгляни, как наши малыши научились искать зёрнышки в кучках мусора». Не милы ему стали даже подрастающие курочки, готовые вот-вот стать его жёнами. Ему даже надоело по утрам кричать: «Ку-ка-ре-ку!»

И былое в молодости развлечение — подраться с задирами деревенскими петухами — теперь не прельщало. Свои возможности он знал, их силу тоже. Хотя частенько соседский петух, поклевав в канаве ячменя из-под вылитой туда браги, домогался драки. Но Пётр великодушно отсылал того проспаться, а после потолковать на свежую голову.