Мурадис Салимханов - Первый снег

– Что, даже пирога не попробуешь?

– Нет, не попробую.

– Ладно, – ответил Муртуз, – но может объяснишь нам тоже, почему ты так чай не любишь?

– Чай-то я люблю, – отвечал учитель, наблюдая, как Магомед наполняет чашку густой темно-красной, ароматной жидкостью, – просто его надо правильно пить. И вообще, – добавил он, – надо правильно есть.

– Как это? – опять спросил Муртуз. – Семьдесят лет живу, и всегда узнаю что-то новое.

– Тебе может не понравится, то что я расскажу, – ответил учитель.

– Отчего же? – Ответил Муртуз, – объясни.

– Ну что ж, слушай. В человеческом организме приблизительно сто триллионов клеток, причем из этого числа только одна десятая человеческих, остальные – микробы, бактерии, вирусы. Естественно, им надо питаться, размножаться, воевать друг с другом, выяснять отношения между собой и при этом сосуществовать с человеком. На смену умершим появляются новые, и вот вся эта бурная жизнь внутри каждого человека, да и не только, и других живых существ. Они помогают перерабатывать еду, залечивать раны, сращивать поломанные кости и даже, как я думаю, заставляют нас принимать решения. – Заметив расширившиеся от ужаса глаза Муртуза, учитель остановился. – Вот видишь, я же сказал, тебе не понравится.

– Подожди, подожди, я ведь всего восемь классов кончил, – вскочил из-за стола Муртуз, – а ты, я слышал, человек образованный, ты три дня здесь, а уже порядок навел, расскажи, пожалуйста, мне очень интересно, и Магомеду тоже.

– Правда, Магомед? – спросил Муртуз помощника.

– Конечно, – глубокомысленно отвечал тот, – не каждый день такое слышишь.

– Ну ладно, – усмехнулся учитель, – продолжим. Получается по семь-восемь обитателей на одну клетку организма. Наше тело – как большой многоквартирный дом с жителями в каждой комнате, как-то вот так. С какими-то организм воюет, убивая их, а некоторые – и их большинство – не трогает, так как сложился симбиоз, другими словами, сжились с ним. Вот вы постоянно пьете чай и едите сладкое, так вот, у вас в кишечнике население, если можно так выразиться, ориентированное на переработку сахара, и даже если вы съедите что-то полезное, то бактерии не успеют его переработать, так не хватает тех, кого надо, по профессии – рассмеялся он, обдумывая, как доходчивее объяснить этим работягам то, что они просили им рассказать. – Кислота растворит еду, – продолжил он, – но ферментировать будет некому. Вот как у нас тут, привезли металл, а кузнецов или сварщиков нет, и он просто сгниет, этот металл. И человек сам назначает и выбирает себе болезни на этой почве, тогда как едой можно не только питаться, но и можно лечиться.

Муртуз поперхнулся чаем:

– Как это, лечиться?

– Ну, от многих болезней можно. Мы ведь не забываем, что организмы, которые в нас, их число намного больше, чем наших клеток, и человек обязан научиться регулировать численность. Потому как они, живя в нас, за миллионы лет эволюции научились манипулировать нашими желаниями, оседлав нервную систему и вводя в заблуждение мозг, когда им нужно. Они влияют на наши симпатии и антипатии, то, что мы называем интуицией, иногда это просто помощь тех, кто живет внутри нас и распознал неприятности раньше нас. Они регулируют наши запахи, начиная от обычного пота и завершая феромонами. Но мы ведь тоже из себя что-то представляем, в конце концов, это наше тело и нас есть способность мыслить, у нас есть сила воли, и у нас есть знания, позволяющие обратную манипуляцию. Ну ладно, – сказал он, увидев напряжённые лица собеседников, изо всех сил пытавшихся его понять. Как-нибудь продолжим, спасибо вам за минералку, мне еще к директору надо зайти, так что не прощаемся. Оставив озадаченных неожиданной информацией о себе и своем теле мастеров сидеть за столом, учитель направился к директору, с которым хотел обсудить несколько рабочих вопросов. По дороге к офису он наткнулся на посетителей кладбища, пожаловавшихся на угли от костров, разведенных кем-то на могилах, и обещал дать наставление сторожу, посетовав, что территория большая, заросшая деревьями и кустарником, и про себя подумал, что за годы первоначального накопления капитала кладбище пополнилось целыми монументальными композициями из мрамора, годившихся в качестве экспонатов для любого музея прикладных искусств. Особенно его впечатлила скульптура бизнесмена с брелоком от мерседеса в руках и часть выглядывавшей из куска мрамора бампера и решетки. «Интересно, – подумал он, – сколько Муртуз содрал за такую работу?» Подойдя к офису, он заметил несколько дорогих джипов и прошел в помещение. В кабинете директора как всегда было шумно, накурено так, что из-за сизого дыма виднелась только его лысина, за столом сидели двое или трое ребят, тоже куривших так, словно дали обет выдуть как можно больше дыма на этом ограниченном пространстве. Оживленно жестикулируя, они что-то объясняли директору, сетовали, что расценки, установленные здесь, никуда не годятся, и простому человеку сложно получить место на кладбище, хотя сами не производили впечатления людей, убитых горем в связи со скоропостижной смертью близкого человека, их, как понял учитель, больше интересовало то, что территория кладбища, которая когда-то была за городом, постепенно с годами оказалась в черте города и теперь мешает неким застройщикам. Заметив вошедшего учителя, директор приветливо сказал: