СЕГОДНЯ познакомился с Хулио Лопесом, Леонелем и Марджин Эспиноса, Фредерико Лопесом и Карлосом Гайо. Все они — члены политической комиссии Сандинистского фронта национального освобождения Никарагуа. Сразу же хочу тебе сказать, что самому старшему из них пошел всего 33 год. А говорят они как ветераны — о сражениях, о погибших друзьях, о предательстве, о победах, о тех неповторимых минутах, в течение которых мальчики становятся мужчинами. Они говорят, а я слушаю. Слушаю, слушаю, слушаю… Слушал бы их целую вечность. Они никогда не повторяются. Как в жизни. И всегда устремлены в неизвестное, смело прокладывают путь для других. И только иногда падают, как звезды ночью. Такая жизнь делает их счастливыми. Слушаю их, смотрю на них и не могу не удивляться — они так молоды, а уже сотворили целую историю. Неповторимую!
Напротив меня села Марджин — смуглая девушка с насмешливыми синими глазами и ямочками на щеках. Движения ее плавные, голос мягкий, ласковый. Весь ее облик излучает красоту и внушает уважение. Впечатление такое, что она рождена играть на пианино, читать стихи, пленять сердца молодых и старых. Но она выбрала трудный путь революционной борьбы.
Эта нежная девушка стойко перенесла в застенках истязания сомосовцев, двадцать восемь дней голодала, а ее слабые девичьи руки носили вместо украшений автомат. Марджин и сейчас не разлучается с двумя пистолетами. От ее друзей я узнал, что у нее было много разных имен.
— Вынуждала борьба. Она меня крестила. Только для себя я всегда была Марджин, — говорит она, поправляя упавшую прядь волос. — Даже болгарскому профессору, которого очень уважала, не назвала своего настоящего имени. А несколько месяцев назад мы случайно встретились с ним. Профессор удивился, когда меня представили ему под другим именем. «Нет, — сказал он. — Если еще пять минут назад я мог допустить, что обознался, то сейчас убежден — это именно ты. Голос и глаза невозможно изменить». «Вы не обознались, — ответила я ему. — И под тем и под другим именем была я, одна и та же».
— А сколько лет ты скрывалась под чужим именем? — спросил я.
— Восемь лет, три месяца и два дня, — ответил вместо нее Леонель, муж Марджин.
Марджин обладала магической способностью преодолевать порог времени, утопая в лучезарном сиянии завтрашнего дня.
— Это наша неисправимая оптимистка. Она не допускала мысли, что может погибнуть, даже когда положение было безвыходным. Не так ли? — обратился к ней Гайо.
— Я верила в счастье и добивалась его, — ответила Марджин.
Я посмотрел в ее глаза. Они блестели как кристаллики, излучая необыкновенную силу.
— Друзья, неужели может быть счастье без свободы? — спросила Марджин и, не ожидая ответа, продолжала: — В нашей тюремной камере было двадцать женщин. Разным путем попали мы в эту берлогу. Моей соседкой по нарам была жена бывшего полицейского. Узнав, что отец ее детей, уподобившись дикой собаке, слепо прислуживает Сомосе, она попыталась его вразумить. Надеялась, что поможет ему. Но однажды вечером, когда он вернулся пьяным и подал ей палец убитой женщины, на котором было обручальное золотое кольцо, она онемела. «Подарок получен от одной негодницы, которая пересекла путь генералу, — сказал муж важно. — Подарок от генерала!» Когда же он прислонился к стенке, ожидая услышать от супруги благодарность, она метнулась к столу, схватила большой кухонный нож и убила его. У этой женщины были и хлеб, и дом, и наряды, и украшения. Были и дети. Но не было у нее самого главного — свободы. Она часто нам повторяла: «Счастье без свободы что человек без головы».
Леонель, который сидел рядом с Марджин, задумчиво кивал. Он тоже пробыл на нелегальном положении шесть лет. Сколько ему пришлось выстрадать!
— Даже сейчас наше счастье неполное. Может ли человек быть счастливым, когда в его доме есть хлеб, когда он озарен свободными солнечными лучами, в то время как другие народы тянут хомут рабства и бесправия? Вспомните, как говорил Сандино: «Не будет странным, если я и моя армия однажды окажемся в одной из стран Латинской Америки, там, где наемники и убийцы распростерли свои кровавые руки». Сандино указал путь к счастью не только Никарагуа, но и всей Латинской Америке. И мы, сандинисты, можем быть полностью счастливы только тогда, когда будут свободны наши братья по борьбе.
— А что скажет твоя жена, если завтра ты уедешь выполнять свой долг сандиниста? — прервал я его.
— Я буду счастлива бороться вместе с ним, — ответила за мужа Марджин.
Читать дальше