Александра Флид - Грустная девочка

– София – часть вашей семьи, – напомнила ему Эмма, хотя это и стоило ей больших усилий.

Он потряс головой:

– Нет. Она пыталась, но мы не впустили ее. Не нарочно, конечно, как-то так само получилось. А теперь она не хочет. Они были отдельной маленькой семьей, внутри нашего дома, а мы ничего не знали об этом. Не знаю, помните ли вы… скорее всего, помните. Это уже третий раз, когда ей нужна помощь. В первый раз это случилось, когда умерла лягушка – вы сами рассказывали об этом. Во второй раз – потому что она не виделась с вами, насколько я понимаю. С каждым разом такие приступы становятся все опаснее. Она не может жить одна, но я знаю, что если бы вы захотели ее принять, то она согласилась бы. Ну, хотя бы на время. Я оплачу все, что нужно. Если вы не сможете договориться на работе, я сделаю это за вас.

Стоит отметить, что договариваться на ее работе пришлось Мартину – именно он смог убедить начальника в том, что если она пропустит несколько дней, ничего особенно страшного не случится. Пришлось заплатить некоторую сумму денег, но здесь, как он и обещал, Шерлок сам восполнил все затраты. Лихорадочные сборы, торопливые звонки («Мамочка, я улетаю на неделю, я правда не специально, когда вернусь обязательно приеду и все объясню»), последние инструкции («Мэй, запомни – курсы проводятся два раза в неделю по вторникам и пятницам. Спросишь там Ханну, сядешь рядом с ней, она обещала все объяснить») – все слилось в сплошное месиво слов, неясных воспоминаний и волнений. Все это время София тайно жила в ее комнате, и Эмма покупала для нее молоко в магазине и грела его на плитке Мэйлин. Вечером, когда все ложились спать, она выносила ее в служебную душевую, где купала под теплой водой, а потом заворачивала в свое полотенце и несла обратно.

Сейчас об этой секретности можно было забыть – они могли шуметь сколько угодно.

В обед ей удалось уговорить Софию съесть небольшой кусочек хлеба, и это было настоящей победой. Малышка выпила целую чашку молока, а потом, когда они лежали на кровати, она неожиданно заговорила.

София лежала на боку, и ее лицо было обращено к груди Эммы, ее глаза оставались закрытыми, а слова было очень сложно разобрать.

– Я ползла на коленях, – свистящим шепотом произнесла она. – По окнам. Стекло разбилось, рука порезалась, но не больно. Филипп лежал у водителя. Странно лежал, нога кривая была. Стекло ему в лицо попало. Все красное. Я ползла к нему. Тетенька упала на меня, она такая тяжелая была, у меня рука заболела. Какой-то дядя ее убрал, а потом наступил на мою руку. Сказал, нечаянно. Палец больно совсем сделал. Филипп глотал кровь. Пузырь во рту красный такой надулся. Снова тот дяденька его поднял, а я заплакала, потому что думала, он его выбросит совсем. Я не знала, куда он его положил. Потом меня рядом положил. Пузырь тогда уже лопнул, только кровь текла. Холодно очень. А потом… он стал… он дышать быстро так. И голос у него страшный был такой. И я… я кричала, я тебя звала, так долго, так громко, только тебя, чтобы ты пришла, чтобы спасла его, а ты не пришла, ты не слышала, ты про нас забыла, и я одна там была, одна, одна, одна…

Она снова заплакала, только на сей раз уже в голос, и Эмма прижала ее к себе так сильно, насколько это вообще можно было сделать, не причинив ребенку боли. Она целовала искалеченную руку Софии, не сдерживая своих слез и не зная, как утешить девочку. Да и можно ли было хоть как-то избавить ее от этих страшных воспоминаний?

Эта картина была намного страшнее того, что описал ей Шерлок, и Эмма подумала, что лучше ему никогда ничего подобного не слышать.

После этого разговора София заметно переменилась – на ужин она сама попросила какой-нибудь другой еды кроме молока, а вечером легла рядом с Эммой и молча показала на путеводитель, который лежал на тумбочке.

– Это путеводитель, его не читают, – несколько смущенно объяснила Эмма. – Там только неинтересные истории.

– Картинки, – все еще хриплым голосом попросила София.

– Ну, хорошо, – улыбнулась Эмма, потянувшись за книжицей.

Они просмотрели примерно половину картинок, когда София зевнула и легла, прижавшись лбом к плечу Эммы. Они заснули, не переодевшись и даже не погасив свет.

Иногда Эмма ловила себя на мысли, что ей жутко не хватает присутствия Филиппа. Наслаждаться тишиной и безмятежностью пустой гостиницы без него было слишком сложно. Просматривая меню, она помимо сознания выделяла блюда, которые, как она думала, могли бы ему понравиться, а когда они выходили гулять, она думала о том, что Филипп был бы рад оказаться рядом с ними. Такие мысли постоянно держали ее в напряжении, и Эмма даже боялась представить, о чем думала София.