Александра Флид - Грустная девочка

На том конце раздался вздох, а потом Мартин осторожно осведомился:

– Ты точно в порядке? Сможешь доехать одна?

– Да. Все лучше, чем оставаться.

– Тогда я обязательно приеду за тобой.

– Спасибо. Пойду собираться.

Эмили не вышла проводить ее. Слова Эммы прожгли в ее груди зияющую дыру, и сейчас ей казалось, что она никогда не сможет простить свою дочь за эти сказанные в сердцах ядовитые слова.

Поиски работы были мучительным и слишком уж сложным делом. Конечно, ей приходилось обивать пороги и раньше, но тогда она смогла найти место уже через три дня после начала своих мытарств.

Их сократили всем коллективом – просто распустили предприятие. На все это ушло меньше недели, и теперь Эмма доживала последние дни ноября в своей комнате, зная точно, что зимой ей придется покинуть город и вернуться домой. Платить за жилье ей будет нечем, делать покупки в городе станет невозможно. Что еще останется? Только сдать комнату и сесть в автобус. Приехать в пустой дом, куда нельзя нормально привести Софию; где днем никого нет, а по вечерам можно ходить лишь украдкой, чтобы не столкнуться с обиженной Эмили. Что это будет за жизнь?

Эмма попыталась устроиться в новый цех, открывшийся в пределах парфюмерной фабрики, но обнаружила, что все места уже заняты. Наверное, десятки девушек уже заранее знали о том, что готовится открытие нового цеха. А может быть, их просто пригласили или порекомендовали родственники, которые уже работали на предприятии до этого. Кто знает?

Дальше были ткацкие фабрики, пекарни, кафе и даже магазины. Везде она наталкивалась на упрямые отказы, которые с каждым разом становились все более жесткими. Или ей просто так казалось? Измученная ежедневным пренебрежительным отношением, Эмма стала внутренне ощетиниваться на любой вопрос, хотя и не позволяла себе вольностей.

Избавление приходило в лице Мэйлин. Возможно, для самой Мэйлин присутствие Эммы значило примерно столько же. Они вместе отправлялись на очередные курсы, где Эмма усердно училась печь хороший хлеб, выбирать макароны, подавать соусы и взбивать сливки. Кулинарные курсы проводились по понедельникам, средам и пятницам, их возглавлял шеф-повар небольшого ресторанчика. За обучение нужно было вносить небольшую плату, но почти все деньги шли на продукты, которые использовались в ходе обучения. Поскольку даже при таком раскладе с финансами у Эммы наметился заметный кризис, она стала приходить в качестве вольного слушателя – ей разрешали смотреть, учиться и наблюдать, но к плите она и близко больше не подходила. Другие курсы – писательские – проводились только по четвергам. Здесь тоже требовалась оплата, и потому Эмма все также приходила как вольный слушатель – она не сдавала свои сочинения на проверку и уж точно не получала рецензий. Хотя ей справедливо казалось, что бесплатные лекции уже сами по себе являются невероятной роскошью. Мэйлин готовила этюды, писала рецензии на книги и составляла планы сочинений. Эмма просто наблюдала за этим, понимая, что к эпистолярному жанру у нее душа уж точно не лежит.

Как бы то ни было, в такие вечера она забывала о дневных невзгодах и позволяла себе не думать о деньгах. В компании Мартина, когда они встречались во время обеденного перерыва или по вечерам во вторник, Эмма часто говорила о том, как продвигаются поиски работы, и проблемы всегда оставались между ними. Мартин говорил очень мало, но при этом умел хорошо слушать. Она хотела ответить ему тем же и сама просила его рассказать о том, как идут дела у него на работе. Он улыбался и делился с ней своими новостями.

С тех пор, как они расстались, а потом сошлись вновь, их отношения очень сильно изменились. Прежде они обращали внимание лишь на внешние проявления чувств и внимания. Теперь же на первый план выходило то, о чем они не упоминали вслух и то, что пытались скрыть. В таком сдержанном обмене нежностями Эмма находила куда больше прекрасного, чем в комплиментах, подарках и улыбках.

В один из таких дней они сидели в небольшом кафе, и Мартин рассказывал о том, как один из комендантов рабочего общежития заявился к нему в контору с жалобой, причем нанес визит одновременно с членами проверяющей комиссии. Рассказ сопровождался эмоциональными пародиями на каждого участника сего действия. Мартин довольно редко бывал таким раскрепощенным и активным в разговоре, но сейчас крайняя степень возмущения заставила его позабыть о контроле.