Александра Флид - Грустная девочка

Они с Софией остались одни.

Прежнее оцепенение вернулось к малышке, и Эмма с горечью поняла, что она снова начала ее бояться.

На размышления о том, откуда взялась эта спонтанная щедрость Филиппа, не оставалось времени. Она опустилась на колени, осторожно касаясь легкой курточки, в которую он одел свою младшую сестру.

– Хочешь снять ее? Если нет, то так и оставим. Просто я хотела пойти на кухню. Сделаю тебе сладкий чай, и угощу вкусным печеньем, которое привезла сегодня утром.

София подняла ресницы, и в ее взгляде отчетливо отразилось волнение, сменившееся теплотой узнавания.

– Надо снять, – очень тихо сказала она, сама принимаясь расстегивать пуговицы. – Жарко будет.

– Правильно, там, где стоит плита, всегда жарко.

Когда они разобрались с пуговицами, София дотронулась до ее руки своими пальчиками и задержалась всего на мгновение. Невесомое прикосновение и выжидающий взгляд подсказали Эмме, что теперь она могла обнять свою маленькую подругу, не боясь, что ее оттолкнут.

Маленькие руки сомкнулись за ее шеей, и София повисла на ней всем телом, прижимаясь к ее груди и дрожа. Эмма поднялась на ноги, все еще крепко держа малышку и отрывая ее от пола.

– Можно полежать с тобой? Не надо печенек, хочу просто полежать, – прошептала София, почти прижавшись губами к ее уху.

– Конечно, солнышко. Все, что захочешь.

Маленькие дети порой обладают удивительной мудростью. Если бы все дела предоставили Эмме, то она потратила бы целый час на пустую беготню по кухне, но простая и ясная просьба Софии помогла сберечь драгоценные минуты и провести каждую из них с пользой.

Лежать рядом с другим человеком Эмме не приходилось довольно давно. Теперь маленькое теплое тело прижималось к ней сквозь несколько слоев одежды, и она ощущала, как бьется сердце ребенка. София ничего не говорила, и Эмма старалась ни о чем ее не спрашивать – молчание было успокаивающим, правильным и приятным. Зачем портить момент и выяснять то, что все равно не пригодится?

– У тебя есть дочка? – Когда время стало подходить к концу, София заговорила сама.

– Нет.

– А у тети Ирены есть. У Инесс тоже кто-то будет.

– Да, я знаю.

– А муж у тебя есть?

– Нет.

– Хорошо. Когда у тебя будет дочка, ты уже не захочешь лежать со мной рядом.

– У меня не будет детей, – целуя ее в макушку, прошептала Эмма.

С тех пор, как прошла та безумная неделя в середине лета, она в первый раз произнесла это вслух, и при этом ее слова были обращены к маленькой девочке. И впервые за все эти месяцы Эмма не ощутила боли, думая о своей болезни.

София перевернулась и обняла ее, прижимаясь лицом к ее плечу.

– Ты умеешь петь? – спросила она.

– Да, немного.

Она подумала, что сейчас девочка попросит ее спеть что-нибудь, но вместо этого София прошептала:

– Научишь меня когда-нибудь?

– Конечно. Правда, у меня получается не очень хорошо.

– У тебя все получается хорошо, – искренне заверила ее малышка, очевидно, свято веря в правдивость собственных слов.

– Спасибо, добрый человечек, – улыбнулась Эмма, обнимая ее в ответ.

В этих скупых разговорах, в теплых объятиях и мягком дыхании было больше близости, чем в бесконечных сюсюканиях и постоянном беспокойстве. Эмма все еще опасалась называть Софию родным человеком, поскольку не могла сказать точно, нормальны ли такие отношения с ребенком из соседнего дома, но сейчас все стало гораздо проще. Чужой она назвать эту малышку уж точно не могла, а это значило, что рядом с ней лежал родной человек. Девочка, ради благополучия которой Эмма была готова пожертвовать собственными интересами, полностью доверялась ей и рисковала при этом даже больше – насколько можно было понять, Софию уже не раз предавали и обманывали.

София ожила. Шерлок наблюдал за ней, сидя во главе стола и делая вид, что поглощен ужином. Ирена, вне всяких сомнений, тоже это заметила – она бросала на малышку беглые взгляды и улыбалась. Пока их не было, в доме явно произошли какие-то перемены, которые затронули девочку и исцелили ее измученную детскую душу. Судя по виду Филиппа, он явно знал, в чем было дело, но спрашивать его об этом было бесполезно – в каких-то вопросах он был непреклонным и очень упрямым. Мальчик оставался загадкой для Шерлока, и он даже побаивался собственного племянника, не зная, с какой стороны лучше к нему подступиться.

Он снова перевел взгляд на Софию – она сидела за столом, и тихо, как мышка, ела свой ужин. Если бы он был знаком с ней чуть хуже, то этот спокойный и сдержанный вид мог бы его обмануть, но он изучил поведение племянницы достаточно хорошо, чтобы увидеть едва заметные перемены. Ее движения больше не были скованными и медленными, а взгляд был загадочно скрыт под длинными ресницами. София берегла одну только ей понятную радость от окружающих, старательно хранила молчание и глядела исключительно в свою тарелку.