Александра Флид - Грустная девочка

Они мало говорили, но при этом он чувствовал, что такая молчаливая совместная работа сблизила их больше, чем все месяцы пустых свиданий. Наверное, все дело было в том, что в ресторанах, кинотеатрах и парках их постоянно окружали другие люди, которые забирали часть внимания себе. Разум Эммы всегда был занят прохожими, временными владельцами соседних столиков или зрителями, сидевшими по обе стороны от них во время сеансов кино. В душной кухне не было никого. Здесь они оставались одни. Им было достаточно ощущать присутствие друг друга и знать, что они всегда могут рассчитывать на помощь. Эмма привыкла просить его поднимать тяжелые кастрюли, переставлять с места на место котлы и носить к шкафу стопки тяжелой керамической посуды. Он, в свою очередь, не всегда мог разобраться с техникой работы, поскольку вообще не привык чистить, мыть и ополаскивать.

Хотя, кое-какие изменения, конечно, были. Теперь она открывала ему дверь почти сразу же после первого стука – значит, ждала его прихода. Она не задавала вопросов, но он частенько ловил на себе ее изучающий взгляд. Разумеется, ей было интересно, почему он продолжает приходить. В целом, он отлично знал, зачем нужны все эти хлопоты. Найти себе подружку на вечер было легко, но Мартин не хотел видеть других женщин. Хмурая, пугающе немногословная и вечно иронизирующая Эмма была для него самой красивой и привлекательной. Однако вдумываясь в детали, он и сам начинал теряться. Надеялся ли он на то, что между ними все наладится? Нет, конечно же, нет. Зная характер Эммы (или думая, что знает), Мартин был уверен в том, что ее решение было окончательным. Так к чему же эта кухонно-посудная возня? Только ради того чтобы посидеть рядом с ней часок-другой, погреметь тарелками и задать пару вопросов типа «Куда ты положила порошок»? Галиматья, да и только.

Поэтому, придя к ней в очередной день, Мартин решился на более конкретные действия. До этого момента все шло хорошо, раз уж она до сих пор не выставила его за дверь. Его общество не было ей противно – и на том спасибо. Нужно лишь солгать, сказав одну простую фразу: «Ничего личного».

– Мы уже помыли столько посуды, так почему бы нам не поужинать как-нибудь? – вытирая руки полотенцем, спросил он. – Думаю, мы заслужили такое право, раз уж отдали этой кухне почти месяц.

– Ты отдал месяц, а я чуть больше.

– Ну, тем более.

– Хорошо, я попрошу Присциллу, чтобы она завтра оставила для нас кое-какие объедки, – сохраняя вполне серьезное лицо, сказала Эмма.

– Ты же это не всерьез, – с опаской уточнил он.

– Нет, не всерьез, можешь не бояться. Просто обычно я не ем так поздно.

– А если я принесу что-нибудь прямо сюда?

– Тогда я заварю нам чай, и мы немного похулиганим здесь с посудой, – улыбнулась она.

Видимо, идея поесть прямо на этой кухне показалась ей вполне приемлемой, раз уж она так быстро согласилась.

Завершать разговор на этом не хотелось, и Мартин задал первый возникший в уме вопрос:

– Кстати, а что Присцилла делает с остатками еды? Я не видел здесь мусорных баков…

– Мы отправляем их на ближайшую свиноферму – к вечеру все то, что не съели мы, достается поросятам и хрюшкам.

– Справедливо, – одобрительно кивнул он. – Кто-то получает за это деньги?

– Не очень большие. В основном эти деньги идут на оплату моего труда.

– А хозяин общежития знает?

– Нет. Он не хочет ничего об этом знать – Присцилла сама нашла этот способ. Вообще, мусорные баки здесь есть, но она просто не может выбрасывать столько еды на помойку. Только не после голода и нищеты.

– Понимаю. Иногда я чувствую себя виноватым за свое благополучие.

– Да брось, сейчас жизнь для всех стала значительно проще, так что не стесняйся. Да и к тому же, разве ты получаешь свои деньги даром? Насколько я помню, тебе приходится тяжело работать.

– Каждый работает, как умеет, – скромно вздохнул он, все-таки ощущая приятное тепло от ее слов.

– Да, все мы должны выполнять свои обязанности. Или чужие. Иногда приходится делать то, что вообще тебя не касается. Ничего не попишешь. – Она вздохнула. – Я была рада поболтать, Мартин, но мне нужно идти. Ты тоже, скорее всего, еще не отдыхал после работы.

– Но ведь завтра мы встретимся опять? – уточнил он.

– Конечно. Ты обещал купить что-нибудь вкусное.

Для Софии прошедшее воскресенье стало самым тяжелым днем жизни. В ее памяти не сохранились воспоминания о смерти родителей, и единственной большой потерей, которую она могла точно охарактеризовать, стала гибель Стекляшки. Однако с Эммой было совсем другое дело.