Борис Земцов - Бутырский ангел. Тюрьма и воля

В тюрьме «который час» можно спросить у продольного [9] Продольный (тюремн.) – от слова «продол», что на тюремном арго означает коридор. Продольный – представитель администрации, несущий службу в коридоре, призванный следить за всем, происходящим в камерах. , что призван круглые сутки по коридору ходить и через «глазки» во все камеры заглядывать: вдруг арестанты что-то неположенное затевают. Этой возможностью Олег поначалу пользовался.

Сначала пользовался, а потом перестал, потому как вышел однажды конфуз, едва не обернувшийся тяжёлыми последствиями.

Раз спросил Олег у продольного про время, через пару часов снова на ту же тему поинтересовался. А продольный — здоровенный прапорщик с лицом, будто свекольным соком натёртым, взял, да и проявил бдительное рвение — накатал рапорт про подозрительное, его Олегово, поведение. В том же рапорте автор до вывода додумался: если арестант так настырно интересуется, который час — значит, с помощью находящихся на свободе сообщников, непременно готовится к побегу. Соответственно, реализацию подобного умысла надо пресечь, а за интересующимся временем постояльцем — глаз да глаз.

Разумеется, вызывали Олега к «куму» [10] Кум (тюремн.) – начальник оперчасти в СИЗО или в лагере. . Понятно, написал Олег объяснительную на имя начальника изолятора, в которой заверял, что временем он интересовался исключительно по оставшейся с воли привычке, и никаких планов о побеге не вынашивал.

Уже потом, в зоне, Олег понял, что только чудом не обернулась для него та ситуация «полосой» [11] Полоса (тюремн.) – полоса на личном деле, на прикроватной табличке и т. д. Полосой отмечают арестантов, поведение которых требует особого контроля (склонных к побегу, к суициду, к организации массовых беспорядков и т. д.). и особой отметкой в личном деле — «склонность к побегу».

С такой отметкой в лагере строгого режима, где жизнь и без того не сахар, проблем прибавилось бы: назойливое внимание оперчасти, регулярные проверки — лишнее беспокойство, лишнее унижение.

В принципе, часы в тюрьме арестанту и не нужны. Потому что хлопоты на тему «куда спешить, куда опоздать» здесь исключение. Завтрак, обед, ужин — привезут. На встречу со следователем, с адвокатом (редкая роскошь для небогатых, в основном, постояльцев), с родственниками (если таковые есть, и если свидание с ними разрешил следователь) — позовут. Грохот открываемого «кормяка» [12] Кормяк (тюремн.) – окошко в железной двери тюремной камеры с откидывающейся полкой. Через него выдаётся пища, передаются письма, содержимое посылок и т. д. здесь сродни ударам курантов. Потому как через этот «кормяк» вся информация и поступает. И про привезённую казённую пищу. И про всякое грядущее перемещение арестанта по тюремному пространству.

Ещё один аргумент обоснования ненужности часов в тюрьме — почти отсутствующая разница между заведённым здесь дневным и ночным распорядком жизни.

Что день — что ночь! В общей хате — всё едино: горит свет, работает телевизор (если таковой имеется), стоит ровный гул арестантского быта (кто-то стирает, кто-то разговаривает, кто-то чифирит). Порою «движухи» [13] Движуха (жарг.) – движение, цепь изменений и событий. ночью даже больше, чем днём. Потому как ночью и «дорога» [14] Дорога (тюремн.) – система межкамерной верёвочной связи в тюрьме, по которой передаются записки, сигареты, чай, продукты, иногда мобильные телефоны, наркотики и прочие «запреты». работает, по ней грузы [15] Грузы' (тюремн.) – всё то, что передаётся по тюремной дороге. разгоняются, малявы [16] Малявы (тюремн.) – записка, тюремное письмо. гуляют, а то и прогон [17] Прогон (тюремн.) – директива-инструкция с воли от авторитетов криминального мира, регламентирующая жизнь арестантов. грянет, который полагается сразу же вслух для всей хаты зачитать.

В тюрьме не только день с ночью, но и будние дни с выходными, рабочие дни с праздниками спутать запросто.

Потому что ничем, абсолютно ничем друг от друга эти дни не отличаются. Всё одним цветом. Всё с одним запахом. Всё в одну заунывную череду. Вот и казалось Олегу тогда, что никакого времени там не было, не присутствовало, не существовало. Соответственно, никаких часов, никаких циферблатов со стрелками даже представить не получалось. Зато часто казалось, что где-то рядом качался маятник, тяжёлый, как язык церковного колокола, и этот маятник без конца повторял: «твой срок…», «твой срок…», «твой… срок…».