— То есть, ты хочешь сказать…
— Я хочу сказать, Лёша, — взгляд Флавиана, рассеянный по окружающему пейзажу, был наполнен искренним сожалением, — что духовный «вирус», поражая сначала наиболее чувствительный к нему орган, в данном случае Западную Церковь, вызывает затем поражение и всего организма, всех сфер жизни человека — культуры, искусства, морально-нравственных устоев, вплоть до быта и внешнего вида!
Ведь если посмотреть, откуда взялись эти «толерантность», «политкорректность», «секспросвещение», «эмансипация», «феминизм» и «ювенальная юстиция», — всё из того же «европейского христианства» с его извращённым толкованием Евангельских Истин!
— Как это, как это? Ну-ка, батюшка, отсюда поподробней! — встрепенулся я. — Это как же из Евангелия можно всю эту гадость, которую ты перечислил, вывести?
— Очень просто! — поднял брови Флавиан. — Надо только рассматривать Священное Писание не в совокупности и историческом развитии, а просто взять из него одни постулаты, закрыв глаза на другие! А те, которые взяты, «чуть-чуть подкорректировать» согласно «духу времени».
Евангелие учит не осуждать грешника? Учит!
«Иисус… сказал ей: женщина! где твои обвинители? никто не осудил тебя? Она отвечала: никто, Господи. Иисус сказал ей: и Я не осуждаю тебя!» (Иоан. 8:10).
Значит, если ещё и забыть о следующих словах Спасителя той грешной жене: «иди и впредь не греши», можно пропагандировать запрет на осуждение не только личности грешника, но и самого греха — нельзя же осуждать! Вот тебе и легализация того же блуда!
А женское «священство» и «епископство»?
В Евангелии ясно сказано: «Жены ваши в церквах да молчат, ибо не позволено им говорить, а быть в подчинении, как и закон говорит» (1Kop. 14:34).
Этот евангельский постулат забыт, вместо него введён новый — «дискриминация по половому признаку»!
И так далее.
Сострадать обижаемым и жалеть унижаемых нужно? Нужно! Осуждать нельзя? Нельзя! Вперёд!
Все «меньшинства» — национальные, религиозные, сексуальные и тому подобные — выведены из-под «огня критики»: даже обсуждать, не то что осуждать их «особенность» сделали «табу» — «неполиткорректно»!
— Слушай, отче! — перебил я батюшку, — ты прости меня, тёмного и безграмотного, объясни мне — что это иностранное слово «политкорректность» на русском языке означает?
— Политкорректность? — переспросил Флавиан. — Это запрещение говорить, писать, показывать что-либо, что может оскорбить или обидеть представителей какого-либо «меньшинства».
Например, если в некогда христианской европейской стране в класс к местным детям пришёл ученик из мусульманской или индуистской семьи, значит, все христианские дети должны снять крестики с шеи, чтобы мусульманский или индуистский ребёнок не оскорбился зрением чужого религиозного символа!
В одном английском городке даже сняли государственные флаги, поскольку на них символический крест, чтоб не «оскорбить чувства» проживающих в этом городе нескольких мусульманских семей.
Причём сами эти мусульмане «обалдели» от такой «политкорректности», обратились к властям — мол, нас ваш государственный флаг совсем не оскорбляет, пусть себе висит, это же ваш ГОСУДАРСТВЕННЫЙ ФЛАГ!
Но муниципалитет проявил твёрдость — нет, он должен вас оскорблять и всё тут! Неполиткорректно! Флаги сияли…
— Маразм! — не выдержал я.
— Ты просто не политкорректен и не толерантен! — улыбнулся батюшка.
— Не толе… что? — переспросил его я. — Если можно, и это слово разъясни, пожалуйста, мне, дремучему!
— Толерантность, Лёша, это терпимость, — терпеливо объяснил мне Флавиан, — к тем, кто «не такой как все», к их существованию, поведению, образу жизни.
— Понял! — воскликнул я. — Это типа как здоровые клетки организма должны толерантно относиться к появившимся среди них раковым клеткам, которые «не такие как все», и политкорректно не мешать им отравить весь организм, пока ему не придёт полный «кердык»!
— Ну, образ, конечно, художественный, — согласно кивнул Флавиан. — Но по сути верно, в чём можно убедиться прямо сейчас, глядя вокруг.
— Получается, батюшка, — озарило меня, — что Библия — это очень не «толерантная», не «политкорректная» и «дискриминационная» книга?
— Получается так, — подтвердил батюшка.
— Да уж! — продолжил я. — Зато Париж, похоже, уже дотолерантничался и дополиткорректничался до стадии, которую наш доктор Валентина Владимировна называет — «casus inoperabilis»!
Читать дальше